Одера проводила Дарена к двери, но на пороге он остановился.
– Песня… – сказал певец. – Я буду ее петь. И другие будут. Но я подожду, пока… пока не узнаю, понимаешь?
Она кивнула, а по ее телу уже разливалась сонливость, забвение, даримое тесисом.
– Да, конечно, – сказала она.
– Но как она называется? Песня?
– «Последний полет», – ответила старуха с улыбкой. Ее последний полет, но и последняя песня Колля тоже!
– «Последний полет», – повторил он. – Марис, по-моему, я понимаю. Песня – это же правда, ведь так?
– Да, правда, – согласилась она, но подумала, что он ее вряд ли услышал. Голос у нее был такой слабый, а Одера уже увела его и закрыла дверь. Потом целительница вернулась, погасила светильник и снова вышла, а она осталась одна в темной комнатушке, пропитанной запахом болезни. Под древним залитым кровью камнем «Деревянных Крыльев».
Почему-то тесис не действовал. Ею овладело странное волнение – пьянящее, захватывающее чувство, которого она давно не испытывала.
Ей чудилось, что она слышит, как в вышине над нею начинается гроза, как дождь барабанит по выветренным скалам. Крепость построена прочно – так прочно! – и не могла обрушиться. И все же что-то говорило ей, что наступает та ночь, когда через столько лет она наконец-то отправится навестить своего отца.
