все, что ему остается в этом внезапно вставшем на дыбы мире — помнить о своем долге и стараться не наделать ошибок больше, чем необходимо.
«Кстати, надо будет завтра с утра разыскать тело человека, которого убила эта тварь, и отвезти в деревню. Еще нужно заглянуть в низину — вдруг кто-нибудь из выживших торговцев вернулся? Да, и что нам теперь делать с этим парнем и его подружкой? Наверное, они решат добраться до Тура, где безопасно и у них наверняка отыщутся знакомые, способные оказать покровительство и позаботиться об этой парочке. Не забыть обязательно поподробнее расспросить Дугала об этих самых слуа — пускай языческое верование, но я хочу знать, с чем мы столкнулись и насколько оно опасно. И непременно уговорю его выкинуть дрянь, что он подобрал — не нравится она мне…»
Франческо по-прежнему сидел, нахохлившись, возле весело пляшущего костра, иногда подбрасывая в гудящее пламя новую порцию хвороста и поленьев. Вода в обоих котелках собиралась закипать, на черной поверхности лопались всплывающие со дна белые пузыри. Услышав приближающиеся шаги и сопровождающий их хруст веток под ногами, молодой итальянец поднял голову, и Гай с некоторым удовлетворением заметил, что спасенный ими мальчишка уже не выглядит перепуганным и замученным. Он даже попытался выдавить из себя улыбку — несколько жалкую, но искреннюю. В следующий миг блестящие глаза потемнели, остановились на фигуре Мак-Лауда, и звенящий от волнения голосок произнес:
— Мессир, прошу прощения, но вы принесли с собой вещь, принадлежавшую этому… этому существу, orculli. Лучше ее выбросить. Владение ей не доставит вам никакой пользы, но может навлечь grande… большие неприятности. Да-а, крупные неприятности…
— Откуда ты знаешь? — ошарашено спросил Мак-Лауд. — Подсматривал?
— Просто знаю, — Франческо растерянно развел руками. — У меня иногда бывают такие… как по вашему? Предчувствия.
— Гм, — громко сказал Гай. Мальчишка сразу притих, сжался и сделал попытку потихоньку отползти за край отбрасываемого костром круга света. — Кто ты вообще такой, человече?
— Ой! — парень торопливо вскочил, одновременно сделав безнадежную попытку отряхнуть свою некогда красивую куртку от налипшей грязи. — Простите… Честное слово, обычно я веду себя гораздо лучше и не забываю об этикете, — он наклонил голову и представился: — Джованни-Франческо Бернардоне, к вашим услугам — с этого мгновения и до конца моего бренного существования. Рожден в Ассизи, Умбрийская провинция, от главы цеха суконщиков Пьетро и его весьма добродетельной супруги Лючии. В мире ничем особым себя не прославил, разве что невольно довел почтеннейшего родителя до белого каления и был при первом подходящем случае изгнан из дому с наказом не возвращаться, пока не поумнею.
— В таком случае, боюсь, твоим родителям не придется узреть любимого сыночка еще лет так с десяток, — фыркнул Мак-Лауд. — Что ж ты натворил?
Франческо заложил руки за спину и нарочито гнусавым голосом, явно передразнивая кого-то, с готовностью перечислил:
— Недостойное поведение в общественном месте, оказание сопротивления служителям закона, попытка бегства, а также проявленное неуважение к представителям городского суда и представителям церковного inquisitio[5]… И что-то там еще. В общем, за пустяковое выяснение отношений и драку со стражниками — месяц тюрьмы и справедливое родительское негодование.
Мак-Лауд хмыкнул и, перешагнув через сложенные горкой седла, плюхнулся на уложенное возле костра бревно, вытянув к огню ноги в промокших сапогах.
— Я же говорил — в Италии они все такие, — сообщил он через плечо Гаю, недоумевающему, как стоит оценивать подобное представление. У вертлявого юнца, конечно, неплохо подвешен язык, но манеры и поведение — весьма предосудительные… — Что ж, знакомиться так знакомиться. Тот белобрысый, что стоит столбом и явно решает, не устроить ли тебе хорошую взбучку за чрезмерную болтливость — мессир Гай Гисборн, будущий крестоносец и освободитель Палестины от неверных. Меня люди всегда называют Дугалом Мак-Лаудом. Мы из Британии, только он — паршивый сейт-англичанин, а я — чистокровный шотландец. Когда-нибудь я его обязательно зарублю, так что не удивляйся.
— Дугал, прекрати, — не выдержал Гай. — Неужели не надоело корчить из себя человека худшего, чем ты есть?
— Вы едете в Палестину? — в широко расставленных глазах Франческо вспыхнуло такое неподдельное восхищение, что Гаю на миг стало совестно. — Правда? Ой, мессиры, если бы вы знали, как я вам завидую!
— И зря, кстати, — без малейшего уважения заметил Мак-Лауд. — Я вот тоже по собственной глупости потащился, теперь думаю — ради чего? Из-за сокровищ, которые мне наверняка не достанутся, славы, которая целиком и полностью выпадет королям или пары строчек в какой-нибудь задрипанной летописи, где все будет перепутано?
— Разве в таком деле, как спасение Иерусалима, имеет какое- нибудь значение земная слава? — сдержанно и очень серьезно осведомился Франческо. Дугал от неожиданности кашлянул и промычал нечто маловразумительное, не найдя, что ответить. Гай мысленно удивился: купеческий сынок, похоже, бредил теми же мечтами, что и добрая половина молодого дворянства Европы — заморские земли, Священный Град, сражения с неверными и подвиги во имя Господа…
Вода в котелках выбрала самый подходящий миг, чтобы закипеть и с шипением выплеснуться через край, заливая костер. Франческо заполошно взмахнул руками и бросился подкладывать сухие дрова, вполголоса честя себя за невнимательность.
Когда общими усилиями на стоянке навели порядок, а к запаху горящего дерева примешался аромат готовящейся нехитрой снеди, Мак-Лауд как бы невзначай осведомился:
— Говоришь, меня поджидают неприятности? И какие же?
Франческо растерянно покосился на шотландца. Он изрядно побаивался обоих своих спасителей, но еще не решил, кого больше. Дугал со встрепанной шевелюрой, необычной одеждой и огромным мечом, сейчас прислоненным к поваленному бревну, похоже, внушал больше страха, нежели его молчаливый и более сдержанный попутчик.
— Io non… Я не могу сказать, не знаю. Эта вещь… она забирает удачу.
— Правда, Дугал, вышвырнул бы свое сокровище куда подальше, — поддержал итальянца Гай, от тепла и наконец-то наступившего покоя впавший в благодушное настроение. — Зачем тебе эта штука?
— Чтоб была, — на физиономии Мак-Лауда появилось уже знакомое Гисборну выражение непоколебимого упрямства, из чего следовало — загадочной вещице суждено остаться на прежнем месте, в кошеле нынешнего владельца. — Одной неприятностью больше, одной меньше — какая разница? Слушай, Френсис, что с вами стряслось?
Бездумно крутивший в руках сухую ветку Франческо вздрогнул и с треском переломил ее пополам. Гай бросил на компаньона свирепый взгляд: неужели расспросы не могли потерпеть хотя бы до конца очень позднего ужина? Но Дугал принадлежал к людям, разумно считающим, что железо нужно ковать, пока оно не остыло.
— Расскажи, расскажи, полегчает, — продолжал настаивать Мак- Лауд. — Ваш хозяин что, с кем-то повздорил? Мы видели, как вы отправлялись из Тура, и у вас вроде все было в порядке. Перевозчик через Эндр тоже сказал, что вы спокойно проехали мимо него и покатили по дороге на полдень, к Тиссену.
— Они нас ждали, — еле слышно заговорил Франческо, не отрывая взгляда от багровых углей костра. — Рядом с спуском в низину. Около двух десятков человек, на хороших
