фамилии. Или Кипр уже стал его личным владением?
«Мог бы не напоминать, — слегка раздраженно подумал базилевс. — Потомство моего покойного братца до сих пор не угомонится… Значит, молодые волки, Ричард и Филипп, решили, что Европы им маловато и отправились на охоту. По дороге наверняка перегрызутся. Хорошо бы насмерть, но вряд ли небеса окажутся настолько благосклонны… Впереди Святая Земля, что поважнее, нежели дележ добычи и ссоры, сопутствующие любым предприятиям франков».
Гость вежливо кашлянул, напоминая о себе. Не для того он лично примчался из относительно спокойного Тира мимо полных непредвиденных опасностей островов греческого Архипелага в блистательный Константинополь, чтобы созерцать благостно размышляющего над судьбами мира правителя Византии. Он привез не только тревожные новости, о которых, похоже, здесь еще не слышали, но и предложение. Оно должно придтись по вкусу базилевсу. Чтобы не твердилось проповедниками и лично папой Климентом про богоугодные и праведные деяния, явление крестоносной оравы в Святую Землю не слишком по душе тем, кто уже давно и прочно обосновался здесь, как европейцам, так и ромеям. Почему бы императору честно и откровенно не признаться в том, что ему меньше всего хочется узреть в Палестине Ричарда, Филиппа и иже с ними?
Правда, эти двое — угроза отдаленная, они прибудут не раньше следующей весны. Но есть Фридрих, старый, но все еще грозный Фридрих Барбаросса, император Священной Римской Империи Германской Нации, и следующая за ним великая армия. Они отправились в путь в апреле; сейчас, если верить донесениям, войско пересекает гористые земли Болгарии. Конечно, Барбаросса и Андроник прошлым летом заключили через послов мирный договор, и крестоносцы пойдут через Византию как друзья, но какое разорение последует за их приходом! Нарушенная торговля, вытоптанные поля, недовольные крестьяне, и что в итоге? Фридрих известен тем, что дает обещания с такой же легкостью, как нарушает их. Кто поручится, что, следуя в Святую Землю, он не пожелает мимоходом захватить владения Византии? Вернув таким образом Римскую империю почти в первоначальные границы?
Свои соображения гость уже изложил в самом начале встречи, и, посеяв ядовитые зубы дракона, ждал урожая. Сейчас, наверно, ему не ответят ничего, разве что холодно и многословно поблагодарят. Не исключено, что базилевсу все давно известно, и он от души забавляется, выслушивая нерасторопного вестника. Недаром ромейские лазутчики считаются лучшими в мире…
— И вы, мессир, утверждаете, что располагаете возможностями и средствами направить усилия ваших соотечественников, стремящихся освободить Гроб Господень от рук неверных, в несколько, если так можно выразиться, иное русло? — вопрос Андроника был составлен по всем законам византийской дипломатии: спрашивать, не спрашивая, но вынуждая собеседника невольно раскрывать свои намерения, как явные, так и тайные.
— Да, ваше императорское величество, — гость облегченно перевел дух. Рыбка клюнула. — Но, если мне будет позволено уточнить, эти возможности находятся не в моих руках, и я вряд ли смогу лично прибегнуть к ним. Я все-таки верный подданный своего короля (он благоразумно не уточнил, какого именно) и обязан всемерно поддерживать его начинания…
Базилевс понимающе кивнул и знаком разрешил продолжать.
— Кроме того, мне не хотелось бы покидать Побережье. Обстановка может в любой момент измениться и, боюсь, потребуется мое личное присутствие. Поездка же в Европу, где находятся необходимые документы, и переговоры с их владельцем займут не меньше трех или четырех месяцев. Конечно, мы располагаем неким запасом времени — скажем, до полугода. Но будет лучше, если бумаги окажутся в нужных руках не позднее Рождества. Тогда мы все сможем встретить светлый праздник, как положено честным людям — с радостной душой и чистым сердцем. У королей Европы и их вассалов появится множество иных забот, нежели война с сарацинами и Саладином.
«А корона Иерусалимского королевства наверняка сменит хозяина, — мысленно докончил горячую речь своего посетителя повелитель Византии. — Что ж, из двух зол — крестоносцы в Святой Земле или вот этот сорвиголова на престоле — надо выбирать меньшее. Но как он рвется к короне! Медом она, что ли, намазана? У него и так власти больше, чем у кого-либо на Побережье, включая магистров франкских орденов… Или?.. Или корона Иерусалима — только первая ступенька?»
— Как же вы предполагаете осуществить свои замыслы, не расставаясь со столь любезным вам Тиром? — мягко поинтересовался Комнин.
— Я подарю их вам, ваше императорское величество, — еле сдерживаемая ухмылка гостя стала откровенно глумливой и напоминающей морду готовой вот-вот заржать лошади. — За некое, чисто символическое, вознаграждение. Вам станет известно все, что с такими трудами удалось разузнать мне. Далее воспользуйтесь этим знанием по своему усмотрению. Вы, ваше величество, славитесь среди монархов Востока и Запада своей мудростью и предусмотрительностью, так что я целиком полагаюсь на вас. И, смею вас заверить, ваши посланники встретят в лице мэтра Лоншана, в отсутствие короля Ричарда управляющего делами Британии, человека, вполне разделяющего наши общие чаяния…
Глава седьмая
Праздник на чужой улице
Святой Ремигий, коего во Французском королевстве именуют Сен- Реми, как ведомо всякому, дающему себе труд повнимательнее прислушаться к ежедневным чтениям житий святых, прославлен тем, что почти семьсот лет назад обратил в христианскую веру короля франкского племени сикамбров Хлодвига и его дружину. Хотя доселе неизвестно, кому в этом обращении принадлежит большая заслуга — собственно святому или жене короля Хродехильде Бургундке, истинной и верной христианке. Ибо именно Хродехильда (которую еще называли Клотильдой) заставила своего мужа, более занятого войной с соседними племенами и расширением собственных владений, прислушаться к словам посланника Рима, и убедила, что союз с Церковью намного выгоднее войны, и еще один друг намного лучше еще одного врага. Хлодвиг не выдержал двойного натиска со стороны жены и ее исповедника, но, дабы сохранить лицо и не заводить лишней ссоры со жрецами своих богов, заявил, что уверует, когда ему будет представлено неоспоримое доказательство могущества «Бога Хродехильды». Например, если в ближайшем сражении бог Рима дарует ему победу.
«Наверно, в прежние времена Господь внимательнее прислушивался к просьбам смертных, — мрачно размышлял Гай. — Теперь мы стали Ему неинтересны. Впрочем, кто я такой, чтобы рассуждать, что интересно Господу, а что нет?»
Сам сэр Гисборн, как не старался, не мог найти в себе ни капельки любопытства к творившемуся перед его глазами действу, на которое вместе с ним глазела добрая треть населения Тулузы, вкупе с гостями столицы Лангедока, паломниками, солдатами гарнизона, семействами окрестных баронов, съехавшихся на праздник, и бог еще знает кого. На огромном помосте, завешанном трепыхающимися на ветру коврами и цветочными гирляндами, успевшими с утра слегка завянуть, разыгрывалась завершающая часть древней истории короля Хлодвига, его неугомонной супруги и святого подвижника Ремигия. Король собирался в поход на варваров, ослепительно блестели на ярком осеннем солнце надраенные кольчуги, мерно колыхалось окружающее помост шумливое пестрое море людских голов, ловя каждое слово, а мессир Гай из Ноттингама, что в королевстве Английском, пребывал в крайне раздраженном состоянии духа. Повинная в сем троица — Дугал, Франческо и присоединившаяся к ним мистрисс Изабель — наверняка совершенно не испытывала мук совести и в данный миг наслаждалась где- то хорошим днем, праздником и всеми грешными радостями жизни.
Началось все с утра, на постоялом дворе «Конь и подкова», когда
