Бертрана, с затаенным удовольствием созерцавшего разыгрывавшуюся перед ним битву, и его отпрыска обменяться подозрительными взглядами.
— Допустим… — протянул Рамон, однако уже не столь уверенно, и сэр Гисборн с удивлением отметил, что де Транкавель-младший изрядно встревожен и даже не пытается это скрыть. — Однако, если она пребывает в неведении, кто же знает?
— Мы, разумеется, — сэр Гисборн решил закрепить достигнутый успех. — А чтобы вы не испытывали сомнения в наших словах… — он снова полез в кошель, краем глаза заметив ободряющий кивок Дугала, и мысленно похвалив себя за вовремя принятое решение сделать маленький шажок навстречу собеседникам.
Они обдумали все заранее, во время ночевки в Алье, когда Мак- Лауд предложил снова вскрыть один из сундуков, выбрать письмо, содержащее побольше ценных сведений, и вручить его противной стороне, подтвердив тем, что архив имеется на самом деле. Рыться в бумагах выпало безотказному Франческо, прокорпевшему над ворохом свитков до глубокой ночи. Смотревшему на его работу Гаю пришлось согласиться с тем, что ремесло торговца ничуть не легче прочих, а мессир Бернардоне начал пространно жаловаться на судьбу, настойчиво возвращавшую его к тому, от чего он пытался бежать — к банковским книгам, денежным расчетам и мудреным понятиям вроде debeto, rimborso, deposito,[9] казавшимся господам рыцарям чем-то наподобие каббалистических заклинаний. Наконец, Франческо отложил в сторону четыре листа, пробормотал, будто эти послания кажутся ему наиболее подходящими, зевнул и улегся спать прямо за столом, положив голову на крышку черного сундучка.
Желтоватый пергамент, исчерченный рядами черных строчек, перешел из рук в руки. Владельца замка, похоже, настиг старческий порок дальнозоркости, и он удерживал лист как можно дальше, прищуренными глазами разглядывая слова и цифры. Сына бумага почти не заинтересовала — мельком покосившись на нее, он перенес свое внимание на черную статую в нише. Сэр Гисборн подумал, что Рамон де Транкавель обладает весьма неуравновешенным характером, делающим его опасным противником в любого рода поединках, как словесных, так и с применением оружия. От таких никогда не знаешь, чего ожидать. К подобным людям относился и Мак-Лауд, однако странности компаньона стали для Гая вполне привычными.
— Весьма любопытно, — вынес свое решение мессир Бертран, положив пергамент перед собой. — Однако я вижу только disjecta membra [10] некоего целого. Где остальное?
— Это все, что мы можем предложить, — вежливо, но непреклонно отрезал Дугал, и уточнил: — Как знать, вдруг после разговора с мистрисс Изабель к этому клочку телячьей шкуры добавятся его собратья?
— Спуститесь вниз, пересечете верхний двор, увидите дверь, выкрашенную в синий цвет, с молотком в виде львиной головы, — Рамон щелкнул статую по носу и круто развернулся на каблуках. — Столь дорогая вам особа проживает именно там. Полагаю, завтра мы продолжим нашу занимательную беседу? — он сопроводил свой вопрос ослепительной улыбкой, за блеском которой Гаю померещилось нечто иное, зыбкое, как отражение луны в заросшем ряской бездонном омуте. — Кстати, нынешним вечером моя жена устраивает небольшой quodlibet,[11] и мы будем рады видеть вас. Вас всех, — он выделил это слово голосом. — Вместе с мадам Изабеллой… и вашим спутником. Мне сказали, он trobaro, певец?
— В какой-то мере да, — осторожно ответил Гай.
— Тогда не позабудьте захватить его с собой, — не попросил, а скорее распорядился наследник семейства, небрежно пояснив: — Здешняя жизнь больше смахивает на размеренное бытие военного гарнизона, и наши дамы скучают без развлечений. Мы собираемся после заката солнца, в этой башне, в нижнем этаже — там побольше места и тепло.
— Благодарим и придем, — кивнул сэр Гисборн, присвоив себе право говорить от лица своих компаньонов, и поднялся со скамьи, здраво рассудив, что встреча — удавшаяся или нет — подошла к концу. Надо полагать, на вечеринке их представят остальным членам фамилии де Транкавель, можно будет раззнакомиться с хозяевами Ренна поближе, и украдкой выслушать новости Франческо — наверняка за время их отсутствия он сумел набрать изрядное количество местных сплетен.
Мак-Лауд, словно не замечая, что его напарник начинает выбираться из-за стола, продолжал сидеть, изучая переплетения темно-красных и золотистых нитей скатерти. Гай поневоле встревожился: такая вот задумчивость обычно не предвещала ничего хорошего. Спустя миг его подозрения оправдались — Дугал поднял голову и как ни в чем не бывало отчетливо произнес:
— Да, чуть не забыл. Нас просили узнать, все ли благополучно с lapis exillis.[12]
— Кто просил? — вот теперь в голосе де Транкавеля-старшего прорезалась тревога, зато младший с совершенно равнодушным видом пожал плечами, проворчав:
— Что ему сделается…
— Тот, кто заинтересован в вашем успехе, — многозначительно ответил Мак-Лауд, и Гаю захотелось крикнуть: «Замолчи! Не дразни их!». Он не понимал, о чем идет речь, догадываясь, что компаньон отвечает наобум, только благодаря удивительному стечению обстоятельств удерживаясь на тонкой грани между правдой и обманом.
— Да? — недоверчиво переспросил мессир Бертран, явно намереваясь что-то уточнить, но сын перебил его:
— Думаю, не случится большого вреда, если они взглянут, как продвигается работа. Сегодня уже не успеете — там все заперто на ночь. Приходите завтра после полудня. Старик, разумеется, поднимет крик, но вы не обращайте внимания, сошлитесь на меня, — он вдруг резко наклонился вперед, опираясь обеими руками о столешницу, мгновение пристально разглядывал опешивших компаньонов (Гаю снова привиделось гибельное, влекущее мерцание, некая скрытая, неустанно расширяющаяся червоточина) и еле слышно осведомился: — Там… там готовятся?
— Вовсю, — тоже шепотом откликнулся Дугал.
— Почему вы сразу не сказали? — требовательно повысил голос Рамон.
— Разве можно кому-то доверять в этом царстве продажных святых, где правит лживый пророк? К тому же это не наше дело, нам нужно забрать женщину и убедиться в твердости ваших намерений.
«Пропали, — тоскливо подумал Гисборн. — Что он несет? Какой лживый пророк, какие намерения?»
— Мы не повернем, — раздельно, почти по буквам, произнес де Транкавель-младший. Прежде чем гости успели опомниться, он выскочил из комнаты, даже не потрудившись закрыть дверь. Помрачневший хозяин замка смерил притихших визитеров крайне неодобрительным взором, сдержанно извинился, сославшись на врожденную неуравновешенность своего первенца, и пожелал гостям хорошо провести время вечером. Два латинских слова, походя брошенных Мак-Лаудом, изменили отношение к заезжим иноземцам: если поначалу их восприняли как досадную неприятность, от которой следует побыстрее избавиться, то теперь Гаю показалось, будто их принимают за союзников. Подозрительных и держащихся в стороне, но все же союзников. Сэр Гисборн не мог сказать, хорошо это или плохо, знал только одно — он не хотел бы считаться единомышленником семейства де Транкавель в любом, пусть самом невинном предприятии. Они вызывали в нем безотчетный страх, и он не понимал, в чем кроется причина столь внезапной боязни. Так, наверное, люди пугаются змей, даже видя, что животное не в силах причинить им вреда. Само зрелище чешуйчатого, ярко окрашенного тела, гибко скользящего между камней или травянистых стеблей, наводит на мысли о близкой опасности.
Он размышлял о змеях и владельцах Ренн-ле-Шато, спускаясь вниз по лестнице внутри донжона и одновременно пытаясь сообразить, принес ли нынешний краткий разговор что-то полезное, кроме поверхностного знакомства. На верхнем дворе их встретил наступающий вечер,
