— Мессир Хайме, вам доводилось слышать такое название — lapis exillis? Ходят слухи, будто сей предмет хранится в вашем замке.
Хайме обернулся — не оглянулся через плечо, а развернулся на громко скрипнувших каблуках — и несколько мгновений внимательно изучал ноттингамца, точно не мог понять, откуда здесь взялся этот человек и о чем его спрашивает. Затем растерянно развел руками:
— Lapis exillis — предание, не имеющее под собой никакой основы. Полагаю, если вещь, о которой вы говорите, и обретается на грешной земле, то наверняка не в таком проклятом месте, как Ренн. Сходите к хранителю нашей библиотеки, он собирает местные легенды и сможет рассказать вам больше, нежели я.
Он постоял, ожидая новых вопросов, и, не дождавшись, скрылся в темноте. Гай слышал стук его шагов вверх по ступенькам, и мельком подумал — зачем, собственно, Хайме понадобилось идти туда, если он горел желанием вернуться в зал? Разве что ему известен другой вход.
— Приехали, — разочарованно протянул сэр Гисборн. — Одни говорят: идите и посмотрите своим глазами, другие — нет такого и никогда не было. Кому поверим?
— Никому, — Мак-Лауд предвкушающе ухмыльнулся. — Завтра этот красавчик все нам выложит. Будет разливаться, как птаха соловей по весне.
— Зря ты с ним так, — упрекнул напарника Гай.
— Интересно получается! — возмутился шотландец. — Он предлагал нам бросить Френсиса и Изабель в настоящей змеиной яме, а самим сбежать, и я еще должен относится к этому маленькому плаксивому ничтожеству с уважением?
— Ты мог просто разговаривать с ним повежливее, — твердо сказал сэр Гисборн. — В конце концов, он сам изъявил желание встретиться с нами…
— И мне пришлось едва ли не выкручивать ему руки, чтобы он заговорил, — презрительно фыркнул Мак-Лауд. — Правда, под конец он брякнул одно полезное словечко.
— Библиотека, — кивнул Гай. — Тогда нам понадобится мессир Франческо — в отличие от нас с тобой, он вроде неплохо разбирается в книгах. Вдруг «Lapis exillis» — название рукописи?
— Все может быть, — Дугал отступил на несколько шагов и, прищурившись, всмотрелся в слабо разгоняемую отсветами факелов полутьму на галерее. — Слушай, что-то мне неспокойно. Я поднимусь наверх, а ты подожди здесь, ладно?
— Хорошо, — недоуменно согласился сэр Гисборн, привыкший за время пути доверять чутью компаньона. Шотландец затопал по ступенькам, успев одолеть половину пролета, когда на перила рывком навалилось нечто темное. Загадочный предмет (Гай вскинул голову, чтобы рассмотреть его, и от резкого движения в затылке отчетливо хрустнуло) два или три удара сердца раскачивался, точно заваливающийся набок мешок с мукой, затем с булькающим звуком полетел вниз. Послышался неприятный чавкающий удар, словно с большой высоты уронили корзину с яйцами. Гаю не понадобилось много времени, чтобы узнать этот звук — так разбивается о камни человеческое тело.
Он и Мак-Лауд успели к незнакомцу одновременно. Им не пришлось его переворачивать и ломать головы над вопросом «Кто это?». Перед ними лежал их недавний собеседник, Хайме де Транкавель, с начинающим стекленеть взглядом и глоткой, перерезанной от уха до уха. В лунном свете кровь, толчками вытекающая из глубокой и узкой раны, казалась черной и блестящей, как некий драгоценный камень.
Гай судорожно сглотнул — его не пугало зрелище смерти, но всегда ужасало, с какой легкостью можно лишить человека жизни. Вдобавок он еще помнил звук голоса Хайме, его отчаянное стремление сохранить верность семье и недоверие к чужеземцам, и, может быть, первое самостоятельное принятое решение, которое он не смог осуществить…
— Что же такое ты знал? — пробормотал сэр Гисборн, и запоздало понял, что обращается к пустоте — компаньон исчез. Скорее всего, бросился обратно на галерею, в надежде если не догнать убийцу, то хотя бы найти какие-нибудь оставленные им следы. Гай не думал, что Мак-Лауду повезет, однако любой поступок, имеющий целью установление виновного, лучше бездействия.
«Что мы скажем его родным? — явившаяся мысль заставила ноттингамца тревожно оглянуться по сторонам и выдержать короткую борьбу с перепуганным внутренним голосом, твердившим, что нужно оставить все как есть и по возможности незаметно вернуться в зал. Пусть караульные замка найдут тело и принесут хозяевам печальное известие. Зачем искушать судьбу? — Граф или его наследник обязательно захотят учинить розыск, и, конечно же, заинтересуются, о чем мы тут беседовали. Но тогда… тогда получается, что кто-то прятался на галерее, слышал весь наш разговор от первого до последнего слова, испугался, что Хайме проболтается и прикончил его. Это наверняка кто-то числа из обитателей замка, и, вне всякого сомнения, он успел скрыться. Сдается мне, сэр Гисборн, вы со своим приятелем изрядно влипли».
Словно подтверждая эту догадку, поблизости взвизгнула открываемая дверь, пропустив через светящийся проем несколько человеческих фигур, блеснул огонек масляной лампы и рассерженный голос, весьма похожий на голос Рамона де Транкавеля, окликнул:
— Хайме! Хайме, ты где?
— Я своими глазами видел — он поднялся сюда, и эти иноземцы с ним, — вмешался спутник наследника Ренна, в котором Гай после некоторого размышления узнал Гиллема де Бланшфора. — Мессир Хайме, отзовитесь! Может, они уже ушли?
«Один точно ушел, — невесело подумал Гай. — В страну, откуда нет возврата».
— Мы здесь, — негромко сказал он, и поднял руку, загораживая глаза, когда на него упал луч света, в сумерках показавшийся ослепительно ярким. — И ваш брат тоже здесь.
Последующие часы невероятно затянувшейся ночи с восьмого на девятый день октября еще долгое время с пугающей неотвратимостью приходили Гаю на ум, стоило его собеседникам упомянуть «безвыходную ситуацию» или «отчаянное положение». Именно такой представала нынешняя обстановка. Гостям (единодушно утверждавшим, что увидели Хайме де Транкавеля только в последний миг его земной жизни, когда он в буквальном смысле свалился им на головы) не бросили в лицо никакого обвинения, однако самый недогадливый человек мог различить эти, еще непроизнесенные вслух слова, носившиеся в разреженном холодом воздухе. Гай не сомневался: им суждено прозвучать, но лишь когда хозяева Ренна сочтут нужным прибегнуть к этому безотказному средству и не мгновением раньше.
По здравому рассуждению, не имелось ни малейшего повода, чтобы заподозрить в свершившемся заезжих визитеров. Они не сталкивались с Хайме на quodlibet, не разговаривали с ним и никогда не встречали его до прибытия в Ренн-ле-Шато. На их оружии и одежде не осталось пятен крови (очевидно, что при подобном ранении убийца не сумел бы увернуться от разлетевшихся во все стороны зловещих брызг), и единственное, что вызывало подозрение — их почти одновременный с Хайме уход из зала и то, что именно они, а не кто-то иной, находились подле тела.
Вечеринка, как выяснилось, уже закончилась, и большинство участников разошлись. Именно поэтому слегка обеспокоенный Рамон вкупе с Гиллемом и несколькими приятелями отправился на поиски запропавших невесть куда младшего брата и иноземных гостей. Теперь на долю наследника Ренна выпала нелегкая обязанность разбираться с обстоятельствами насильственной гибели родственника и, насколько мог судить Гай, справлялся он довольно быстро и разумно. Призванные на помощь караульные, на скору руку соорудив из копий и плащей подобие носилок, переложили на них тело Хайме и унесли в замковую часовню, привлеченных шумом любопытных личностей вежливо, но непреклонно разогнали. После краткого и ничего не разъяснившего разговора с невольными виновниками происшествия Рамон жестом подозвал одного из стражников, велев проводить английских господ в отведенные им комнаты, и напутствовал их брошенным вскользь обещанием (в котором прозвучала смутная угроза) побеседовать завтра всерьез. Рамон также собирался поручить замковой страже обшарить
