плащ, так что наружу торчали только кончик слегка вздернутого носа и пара настороженно блестящих глаз.
На дворе вроде бы кипела обычная жизнь: бегали туда-сюда слуги, возле конюшни прогуливали застоявшуюся лошадь, вокруг ее морды клубились облачка пара, какая-то женщина отдавала распоряжения собравшейся возле нее группке людей. Гай без труда признал мадам Идуанну, невольно поискал взглядом ее брата и не нашел — мессир Гиллем пребывал где-то в ином месте.
Однако не это заставило притихшую компанию испытывать непреходящую, изматывающую тревогу. Ворота и решетки барбикена, всегда стоявшие распахнутыми, словно вызывающий знак того, что хозяева Ренна не опасаются внезапного нападения, теперь захлопнулись. Стража, еще вчера относившаяся к своим обязанностям с вполне объяснимой прохладцей, подтянулась и — по крайней мере внешне — производила безрадостное впечатление неусыпно бдящей. Сэр Гисборн прикинул число стражников — около двух десятков, и это только находящихся снаружи. Кто знает, сколько людей скрывается в расположенных рядом караульных помещениях и в самом барбикене? С мыслью покинуть замок законным путем, кажется, придется расстаться.
Библиотека замка Ренн размещалась в угловой башне, выходившей окнами на восход и полдень, отчего во все погожие дни (которых в этих краях насчитывалось больше двух третей в году) просторное округлое помещение заливал яркий свет, врывавшийся через несколько рядов узких окон. Гаю еще ни разу в жизни не доводилось увидеть столько книг разом, и, как он заподозрил, этим богатства Ренн-ле-Шато не исчерпывались, о чем молчаливо свидетельствовала металлическая винтовая лестница, уводившая на второй этаж башни, тоже, судя по всему, отданный хрупким изделиям из пергамента.
«Сколько же лет они все это копили? — растерянно подумал Гай. — Даже королевское хранилище в лондонском Тауэре, наверное, будет поменьше. Библиотека Кентербери могла бы поспорить со здешним собранием, но наше Ноттингамское аббатство по сравнению со здешней роскошью — просто жалкое зрелище, несколько разрозненных томов».
Рядом послышался откровенно завистливый вздох, принадлежавший Франческо, горящими глазами осматривавшего уходившие к высокому полукруглому потолку шкафы, заполненные толстыми фолиантами, полки с аккуратно разложенными свитками, царство выделанной кожи, резного дерева и запечатленного слова, в котором, будь его воля, он с удовольствием остался бы навсегда.
— Эй, добрые люди! — скрипучий, но бодрый голосок приплыл откуда-то сверху, вместе с горящими в солнечных лучах пылинками и шелестом потревоженных книжных страниц. — Вы не будете так любезны притворить за собой дверь? Ежели вы ко мне, повремените малость, я уже иду!
Мак-Лауд, из всей компании наиболее спокойно и даже несколько равнодушно отнесшийся к представшему зрелищу, вернулся назад и, потянув за бронзовые кольца, закрыл тяжелые створки, в щель между которыми просачивались, шипя, тонкие воздушные струи. Остальные тем временем лихорадочно шарили глазами по верхам шкафов и по потолку, разыскивая владельца неведомо откуда прозвучавшего голоса. Первой его заметила Изабель, указав попутчикам:
— Вон он, на балконе.
По крохотному огражденному карнизу, прилепившемуся к каменной стене на высоте двух человеческих ростов, поспешно семенил невысокий человечек, прижимавший к себе толстенную стопку книг едва ли не с него самого величиной и опасно кренившуюся набок. Он благополучно достиг укрытой за шкафами лестницы и осторожно начал спускаться, нащупывая вытянутой ногой каждую последующую ступеньку, а Гай внезапно сообразил, отчего ему подозрительно знакомо черное мешковатое одеяние неизвестного. Монах, ну конечно же, бенедиктинский монах, кто еще может заведовать библиотекой, пусть даже в таком непонятном месте, как замок Ренн?
— Troppo![14] — взвизгнул Франческо, срываясь с места и устремляясь вперед, в узкий проход, стиснутый между боковинами шкафов и наклонным столом библиотекаря, почти исчезнувшим под разложенными на нем книгами. Несколько листов пергамента, сорванные колебанием воздуха, устремились следом за ним. Изабель, простояв мгновение с ошеломленно вытаращенными глазами, сбросила мешавший ей плащ и побежала следом.
Мессир Бернардоне почти успел, каким-то чудом отыскав дорогу в запутанном лабиринте, и вовремя подхватил утерявшего равновесие и начавшего падать незнакомца, но книгам повезло гораздо меньше. Некоторые на лету поймала вынырнувшая рядом Изабель, однако большая часть с треском разлетелась по ступенькам и полу, где осталась лежать, напоминая причудливых птиц с раскинутыми крыльями. Наверху, под плавно изогнутыми вольтами перекрытий, заметалось эхо от тревожных выкриков и хлопанья страниц.
Замешкавшийся сэр Гисборн смог высказать свое участие в происшествии только тем, что по дороге подобрал несколько далеко отлетевших томов, мимолетно поразившись их толщине и тяжести. Мак-Лауд пошел за ним, оглядываясь с таким видом, будто прикидывал, сколько может стоит окружающее их великолепие.
— Дугал, — еле слышно окликнул компаньона Гай, пока они пробирались между залежей книг и прислушиваясь к раздававшимся впереди и чуть слева голосам. — Надеюсь, тебя не посетила светлая мысль прихватить отсюда что-нибудь более весомое, нежели сведения? Мне бы не хотелось, чтобы стряслось нечто подобное.
— Книги хлопотно продавать, — безмятежно сказал Мак-Лауд. — Вдобавок в дороге они быстро портятся, а кому нужна вещь, в которой ничего не разобрать, потому что ее напрочь залило дождем?
Гисборн только сокрушенно вздохнул, наклоняясь, чтобы подобрать очередную рукопись. Натура его попутчика стойко противостояла любым попыткам взывать к его совести и призывам вести себя, как подобает воспитанному человеку. Дугалу нравилось прикидываться «страшным дикарем из Каледонии[15]», и его ничуть не беспокоило, каково при этом приходится тем, кто вынужден находиться рядом с ним.
Они свернули, огибая массивный шкаф, чьи полки, казалось, прогибались под грузом сложенных на них фолиантов, и вышли к началу лестницы. Неизвестный в рясе бенедиктинца сидел на ступеньках, охая и многословно каясь в собственной неловкости, Франческо и Изабель бродили вокруг, собирая книги. Правильнее сказать, занималась этим только девушка, Франческо уже давно стоял, уткнувшись в подобранный том и не замечая ничего вокруг. Проходивший мимо Мак-Лауд постучал его по плечу и громким шепотом осведомился: «Есть кто дома?»
— А? — встрепенулся итальянец, с заметным сожалением отрываясь от желтоватых страниц и ровных черных строчек. — Che?[16] Ой…
— Надо полагать, вы и есть те самые гости из Британии, от которых так много шуму в последнее время? — вежливо, однако не без примеси ехидства осведомился библиотекарь — тощий, костлявый старик с не по возрасту молодо поблескивающими глазами, давно уже вылинявшими до блекло-сероватого цвета. Хранитель книг также поневоле расстался с большей частью шевелюры, оставившей на память о себе только несколько пепельного цвета клоков, торчащих за ушами, отчего Гай мысленно сравнил старика с взъерошенным филином, разбуженным посреди белого дня и крайне этим недовольного.
— Они самые, — любезно подтвердил Мак-Лауд. — Ничего, что мы без приглашения?
— Вас зовут отец Ансельмо, правда? — вдруг подал голос Франческо.
— Именно, сын мой, — кивнул библиотекарь. — А ты… дай-ка подумать, теперь я соображаю вполовину не так быстро, как раньше… Ты, должно быть, Франческо Бернардоне из Италии, сия прекрасная девица — Изабелла, одного из этих молодых господ зовут Ги, а