седмицу. Для сбора столь крупного экспедиционного корпуса требуется время.
— Я понимаю, — удовлетворенно кивнул Даманхур. — Сколько? Я имею в виду, как много золота должна выделить казна шаданата на содержание прибывающих войск и оплату… ваших трудов?
— Голубиная почта, — кашлянул Гермед, — принесла мне известия от басилевса и Сената. Аррантиада предпочитает не золото. В обмен на нашу военную помощь мы просим разрешения на колонизацию побережья Вечной Степи и передачу под наше управление двух портов в Халисуне. Также Сенат просит тебя, царственный, вернуть некоторые привилегии аррантским купцам и по окончании войны навечно снизить налог с продаж на четверть десятины…
Даманхур некоторое время не отвечал. Он признался себе, что ожидал гораздо большего: аррантский басилевс и заправляющий в островном государстве Сенат из выборных аристократов вполне могли потребовать возвращения всех бывших колоний на территории Саккарема или столь гигантскую сумму в золоте, что на нее можно было бы скупить с потрохами всю Мономатану и Шо-Ситайн в придачу. Поскромничали Великолепные.
Разумеется, шад готов был согласиться немедленно. Однако, если сразу скажешь «да», потеряешь уважение, и Гермеду в тот же момент станет ясно: Саккарем в отчаянном положении.
— Один порт в Халисуне, — хрипло проговорил Даманхур. — Только один. Ставить свои поселки на степном побережье вы сможете лишь в ста лигах к полуночи от рубежей Саккарема, а там дальше хоть до Лисьего полуострова или земель морских вельхов. С налогами поступим так: я согласен на четверть отступного, но, скажем… до конца моего царствования.
— Это значит навсегда? — улыбнулся Гермед. — Каждому в Саккареме известно, что шад будет жить вечно…
— Хорошо, на двадцать лет, — выдавил Даман-хур, изредка поглядывая на широкую зеленоватую ширму. Из-за нее не поднималось незаметного дымка благовонных палочек, условного знака Энарека, — едва появится дым, значит, предложение следует отвергнуть. — Ты слышал, что я сказал.
— Центурии перейдут в твое распоряжение уже завтра.
Эти слова Гермеда означали согласие. Шад едва не потянулся снова к сосуду с вином, но вовремя одумался: пить вино при посланнике означало уронить свое достоинство. Помощь непобедимой и могучей Аррантиады была выторгована буквально за истертый медный сиккил. Без сомнения, хитрые островитяне скрыли где-то в договоре тайный подвох, ибо помогать задешево — не в их традициях, но сейчас, прямо сегодня, поддержка необоримой пехоты аррантов требовалась Мельсине, как никогда.
Со стороны суши, с заката, восхода и полуночи, столицу Саккарема обложило неисчислимое воинство мергейтов. Ученые мужи, наблюдавшие по приказу Даманхура со стен города за противником, сочли, будто степняков не меньше пятидесяти тысяч. Самая огромная армия, когда-либо противостоявшая Саккарему. Вернее, только ее часть. Остальные мергейты продолжали разорять Табесин, шли к перевалам, ведущим на Дангару, и собирали силы на восходной границе Междуречья.
Это было не просто великое воинство. В Мельсине армию Гурцата называли тьмой. То есть числом, неподвластным человеческому разуму.
Но разве спасут некогда блистательный Саккарем несколько сотен аррантских панцирников? Возможно, с их помощью удастся отстоять Мельсину, но изгнать степную тьму обратно, на породившие ее дальние и чужие равнины?.. Наверное, нет.
По считающемуся весьма авторитетным мнению аррантских военных историков и многоученых градостроителей, навещавших Саккарем прежде, столица империи шадов являлась крепостью, неприступной с суши и с моря. Стены, окружавшие девять холмов Мельсины, высотой своей превосходили любые укрепления, возведенные в цивилизованных странах Восходного материка, хотя, конечно, не могли соперничать по протяженности и красоте отделки с городами Благословенного Острова. Но если арранты защищали свои города крепостным валом, более отдавая дань традициям, нежели по насущной необходимости (врага на своей земле островитяне не видели уже много сотен лет, а редкие и чаще всего неудачные набеги сегванских дружин за серьезные нападения не считались), то белая стена Мельсины служила своему прямому предназначению. В ученых коллегиумах Нарлака, Аррантиады или отдаленной Аша-Вахишты поговаривали, будто Мельсина сильнейшая крепость мира.
Вероятно, это утверждение было вполне правомерным. С моря город прикрывали несколько фортов, выстроенных на островах Залива Богини, один из предков шада Даманхура приказал пригнать к морским подступам Мельсины несколько кораблей с песком и камнями, а потом затопить по сторонам от фарватера да еще намыть песчаные дюны. Фарватер, ведущий к порту, был широк, однако извилист, и тонкости кораблевождения по нему знали одни лишь специально назначаемые и преданные шаду лоцманы. Вздумай нахальные сегваны, арранты или другие морские воители подойти к берегам саккаремской столицы, их корабли непременно сели бы на мель, а затем установленные в островных фортах баллисты забросали бы противника камнями или горшками с горящей смолой. Хотя сегванским ладьям никакие мели препятствием не станут…
Долгую осаду с суши Мельсина выдержала бы без особых трудностей. В городе имелось множество складов продовольствия, столица шаданата, в отличие от многих других городов, стояла не на реке или в ее устье, и пресную воду для жителей добывали из многочисленных родников на холмах и колодцах, встречавшихся едва не на каждой улице.
Так как город располагался на возвышенности, атакующие находились в более невыгодном положении — им приходилось двигаться по склону снизу вверх под постоянным градом камней, летящих со стен, под ливнем стрел и потоками горящей смолы. Двенадцать ворот Мельсины, каждые из которых имели свое название, посвященное либо сторонам света, либо же архитектурным особенностям, великолепно защищались могучими надвратными башнями и выступавшими обок бастионами, нависавшими над ведущей в город дорогой.
Мельсина неприступна! Любой, осмелившийся явиться к белым стенам столицы Золотого Трона, неминуемо погибнет. Давно минувшие войны со всей ясностью доказали эту непреложную истину.
…Солнцеликий шад Саккарема Даманхур, восьмой сын шада Бирдженда, восседал в принесенном из комнаты командира воинов стражи кресле и с тоской поглядывал на простершуюся под Синей башней равнину. Даманхур, следуя настоятельным рекомендациям дейвани Энарека, впервые за много дней покинул дворец и лично осмотрел укрепления столицы. Приунывшие было защитники города, что простые воины, что офицеры стражи и куда более старшие чины вдохновились, узрев возлюбленного владыку, — шад прибыл одетым в доспех, с саблей на поясе и в сопровождении только одного десятка личной охраны. Выглядел Даманхур не слишком хорошо, но его несколько изможденный вид списали на неотложные государственные заботы, коими государь был отягощен день и ночь, да на слухи про неожиданную хворь, не иначе как насланную нечестивыми шаманами степняков.
У подножия Синей башни Даманхура встречал его любимый младший брат Хадибу, уже вошедший в песни и легенды герой войны с меорэ, наголову разгромивший незваных пришельцев в Степи и на восходном побережье Саккарема. Теперь по распоряжению шада молодой Хадибу командовал обороной Мельсины.
— Рад приветствовать богоподобного владыку! — Хадибу склонился перед сошедшим с седла белого жеребца шадом. Даманхур, не обращая внимания на свиту брата, только кивнул, ухватил Хадибу за локоть и потянул за собой к лестнице, ведущей на башню. В другие времена настолько явное неуважение к этикету могло бы обидеть саккаремского принца и сопровождавших его тысячников, однако сейчас мало кто обратил внимание на небрежение шада.
— Все мне покажешь, — сказал Даманхур брату — Слышал последние новости? Я отсылал к тебе гонца.
— Да, господин.
