Гринько и Коржавина вышли.
– Маньяк-то твой убег, я слышал?
– Слава Богу, Санек, не мой, а Мишки Березина. Так что ко мне это не имеет отношения.
Дмитрий посмотрел на Саньку. Хотелось задать ему один бестактный вопрос.
Но таких вопросов Самарин не задавал. Даже когда очень хотелось. Вместо этого он спросил:
– Ты, кстати, сегодня не будешь в наших палестинах? Или на Ладожском?
– Нет, я сутки дежурю. И в ночь.
– Ну тогда до другого раза.
Самарин вышел на улицу. О чем он хотел поговорить с Санькой? Он и сам толком не знал. И никакого «другого раза» не будет.
Но и дружбе с Санькой больше не быть.
– Значит, так, – Самарин обвел взглядом Николая Гринько и Альбину Коржавину, – вы совершенно уверены в том, что опознали в предъявленном вам теле труп знакомого вам подростка?
Сухие слова формального опроса заставили Альбину снова заплакать.
– Митя… Дмитрий Николаевич Шебалин, – глухо ответил Гринько. – Год рождения тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Числа не знаю, знаю только, что декабрьский. Стрелец. Откуда родом… Говорил, из Сибири. Врал, наверно?
– Он из Клина, Московской области, – кивнул Самарин. – При каких обстоятельствах вы познакомились?
– Ну, при каких… Нашел я его у себя в сарае. Он на товарняке ехал, да, видать, простыл – там же холодина. Состав тогда чего-то долго у нас на запасных путях держали. Вот он и спустился поискать места потеплее. А у меня… – Николай на миг запнулся, – сын был… Такого же примерно возраста. Погиб в Душанбе прямо на улице – шальная пуля… Мать еще несколько дней в больнице пролежала, а он сразу… – Гринько замолчал. – Ну я увидел этого мальчишку, в дом принес, лечил. Так он у меня и остался.
– Значит, он жил у вас в доме. С какого времени?
– С марта.
– А что произошло потом?
– А потом… – Гринько оглянулся на Альбину. Та вытерла глаза и в упор посмотрела на следователя.
– Он из-за меня ушел, – сказала она. – Считал, что я должна возненавидеть его. Ну мачеха, что вы хотите?
Самарин вспомнил то, что знал об отчиме Мити, и кивнул.
– Он ни слова не говорил, вы поймите правильно, – сказал Гринько. – Но и так все было ясно. Я пытался говорить с ним, но он мне не верил.
– Но ведь так тоже не жизнь. – Альбина вздохнула. – Я ни перед кем скрываться не стану. Даже перед родным отцом. Не такой у меня характер. А тут приходилось встречаться чуть ли не тайно.
– Так и скажи – тайно.
– Ну бред ведь просто! Как будто я ему зла какого-то хотела… А он прямо как волчонок. Ну я и не выдержала. Я такая по характеру, мне прятаться, увиливать – не по нутру. Противно. Я и мужа ни минуты не обманывала. Полюбила другого – так и сказала прямо, как есть. Пришла и выложила. Ну и тут тоже собрала вещи и ушла.
– Значит, Митя ушел из-за вас.
Альбина молча кивнула.
– Ночью сбежал, – сказал Гринько. – Я утром проснулся – нет его. Помчался сразу в Питер, да где его найдешь. Я по всем вокзалам мотался. Негритосика этого из буфета в отделение отвел тогда, помните? Вы про него спрашивали.
– Значит, Митю вы искали повсюду, но не нашли. В детской комнате были?
– Да был же! И этот подонок только плечами пожимал: не знаю, не видел. Я как человека просил его: если появится, скажи ему, что я его ищу.
– У него были другие планы…
Гринько хотел что-то сказать, но Самарин прервал его, обратившись к Коржавиной:
– И что произошло потом? Почему Вы, Альбина Леонидовна, решили спалить дом?
– Да просто зло взяло на всю эту жизнь. – Альбина кусала губы. – Как Митя ушел, он, – она кивнула в сторону Гринько, – вообще перестал со мной разговаривать, вот я и подумала…
– Пусть лучше его не будет вообще, – усмехнулся Самарин.
– Да нет, я не думала, что убью, вообще ничего не думала… Просто злость была какая-то…
Самарин задумался. Возможно, Альбина была бы не такой плохой матерью. Но Митя в это не верил. И не хотел проверять. В результате попал в руки Жеброва.
Что ж, для Мити по крайней мере теперь все кончилось.
– Вот, подпишите ваши показания. Гринько и Коржавина ушли. Дмитрий перечитал протокол: «Проживал у меня с марта по сентябрь 1997 года…»
На прощание, когда Альбина была уже в коридоре, Гринько спросил его:
– А этому, из детской комнаты, что будет? Самарину было нечего ответить.
Потому что дела на своих сотрудников милиция заводит неохотно, даже когда всем и каждому ясно, что он преступник. А если это племянник начальника отделения, да преступление еще надо доказать… Что ему будет?
– Не знаю, – ответил он вслух, а про себя: «Ничего».
– Значит, сухим из воды, – сказал Гринько и вышел.
Проезд до Ладожского вокзала занял, как всегда, чуть меньше получаса.
Дмитрий поднялся к Тане.
– Иван Егорович у себя?
– Нет его. – Та расплылась в улыбке. Должно быть, решила, что он ищет повод, чтобы повидаться с ней. – Уехал на совещание.
– Тогда ладно.
– Ваш подарок… – Таня сделала таинственное лицо, показала глазами на рубиновую каплю и сказала тихо-тихо:
– Пользуется успехом. Мне уже сделали массу комплиментов. Я не говорю о молодых, вроде Анатолия Григорьевича и нашего медэксперта, но даже Чекасов и Селезнев! А уж Славик Полищук, знаете его! Он подошел и говорит…
– Ну что ж, я рад, – сказал Самарин и поспешил уйти. Список восхищавшихся его подарком остался неоконченным.
Агния подошла к окну. Сквозь переплеты окна она видела осенний сад. Днем прошел дождь, и редкие листья, пожелтевшие и пожухшие, блестели, отражая неяркий свет холодного ноябрьского солнца. «Красота какая…» – подумала Агния.
Ей всегда казалось, что поздней осенью природа может лишь навевать
