Гана полз долго. Иногда останавливался передохнуть, иногда пользовался веревкой – обвязав конец вокруг поясницы, швырял ее вверх, цепляясь крюками за редкие деревца, что росли на выступах. Трижды он чуть не упал, а один раз пришлось повиснуть на узкой полке, зацепившись за нее кончиками пальцев одной руки, раскачаться и в тот миг, когда пальцы соскользнули, перебросить свое тело на крону растущего в стороне дерева. Растение сломалось, но Тулага успел обхватить нижнюю часть прогнувшегося под его весом ствола. Чахлая крона, словно большой клубок спутанной лозы, улетела вниз, кружась и ударяясь о склон, канула в облачном потоке. Тот был уже далеко под ногами – едва различимая бледно-серая полоска среди тьмы.
Вскоре Гана достиг вершины горы. Будто продолжая скалу, дальше тянулась кладка из коралловых глыб. Гельштатские ножи не могли, конечно, пробить камень, но Тулага легко вонзил их в щель между блоками. Тонкие лезвия вошли почти до рукоятей, к которым он привязал веревку, так, чтобы она провисла. Тулага сел на нее, как на качели, свесив ноги и прижавшись спиной к камню, долго отдыхал, после чего полез дальше.
Никто никогда не пытался пробраться в королевский дворец таким путем, это считалось попросту невозможным, поэтому с юга, там, где стена как бы продолжала отвесный склон над потоком, дворец не охранялся. По кладке ползти стало легче, и теперь Тулага поднимался значительно быстрее. Он достиг карниза, идущего вдоль края наклонной крыши, бесшумно взбежал по плитам из обожженной глины и лег плашмя, выставив голову за гребень, разглядывая второй скат и обширный двор за ним. Там горели факелы и несколько ярких ламп на высоких треногах. Среди построек виднелись фигуры стражников – не слишком многочисленных, но достаточных для того, чтобы никто не мог прошмыгнуть по двору незамеченным.
Тулага привстал, глядя по сторонам, и наконец сообразил, в окне какого именно здания он видел трепещущий на ветру красный платок. Западная башня возвышалась над всем дворцом. Ее можно было достичь, не спускаясь к земле, и Гана, пройдя по гребню, перепрыгнул на вершину стены, оттуда перебрался на крышу трехэтажного дома и в конце концов достиг башни. Он задрал голову: далеко вверху светилось одинокое окно. Все остальные были темны.
А что, если принц сейчас там? Мысль эта возникла внезапно. Ведь теперь Гельта в полной его власти и не посмеет возразить – так зачем ждать до свадьбы? Внезапный приступ ревности бросил его в жар. Гана выхватил ножи, вонзил один в щель между блоками и быстро пополз.
Окно приближалось, он уже различал, что платок привязан к короткой железной трубе, наискось торчащей из стены. Ровный тусклый свет лился из квадратного проема, ни одна тень ни разу не мелькнула в нем, когда Гана смотрел вверх. Если Экуни Рон там, то, конечно, им ни к чему расхаживать по комнате принцессы, они лежат в постели… и Тулага полз, не останавливаясь. Он устал, пальцы онемели, дрожали ноги. Котомка все сильнее давила на плечо, и в конце концов он пожалел, что не оставил ее на крыше внизу. Дул ровный ветер, за спиной медленно разворачивалась панорама ночного острова с редкими огнями и окутанный тьмой облачный океан вокруг. Над головой мерцали белесые нити Мэша, далеко в стороне висел в черной небесной глубине Зев Канструкты.
По дороге он множество раз проползал мимо неосвещенных окон с распахнутыми ставнями, но даже не пытался заглянуть внутрь. Вскоре труба с платком оказалась прямо над ним. Тулага ухватился за нее, спрятав один нож и крепко сжав рукоять второго, раскачался и перемахнул на подоконник. На несколько мгновений он застыл в оконном проеме, разглядывая богато обставленную комнату, широкую кровать под стеной и Гельту Алие, озаренную светом стоящей на столике лампы.
Она была одна. Одетая в короткую ночную рубашку и халат из тонкой блестящей ткани, Гельта вытянулась среди атласных подушек. Халат распахнулся; одну ногу принцесса вытянула, другую согнула в колене. Когда Гана появился в окне, она открыла глаза и медленно повернула голову. Казалось, принцесса не удивлена появлением гостя. Тулага спрыгнул на пол и быстро подошел к кровати, а Гельта села, сонно глядя на него.
– Что с твоим глазом? – спросила она. – Почему он красный?..
– Рон был здесь? – перебил Тулага.
– Экуни… да, он заходил днем.
– А ночью? Он был здесь? Ушел от тебя недавно?!
Еще несколько мгновений Гельта удивленно смотрел на него, потом чуть улыбнулась и встала с кровати.
– Нет. Он… он не такой. Он ждет свадьбы. А ты…
Тулага не дал ей договорить. Скинув с плеча котомку и бросив нож на ковер, он шагнул к ней, вытянув вперед руки, схватил ее за плечи, стянул с них халат и опрокинул Гельту спиной назад. Она попыталась что-то сказать, но не успела – наклонившись, Гана просунул ладонь под ее затылок, вторую положил на грудь и поцеловал. Немного испуганная всем этим, принцесса слабо попыталась оттолкнуть его, но после замерла. Спустя какое-то время Тулага выпрямился, стоя над ней на коленях, заставил Гельту сесть, через голову снял с нее ночную рубашку и отбросил в сторону. Затем встал. Его рубаха полетела следом. Гана сорвал с себя плавательный пояс и чуть не с мясом выдрал узкую пряжку, пытаясь расстегнуть купленный в лавке Вэя ремень. Гельта, упираясь в постель локтями, отползла немного назад и вытянулась во весь рост, подложив руку под голову и наблюдая за ним. Она едва сдержалась, чтобы не улыбнуться опять, наблюдая за ночным гостем. В мужчине, который с пылающим от страсти лицом, пожирая тебя горящими глазами, прыгая на одной ноге и чуть не падая, путается в штанине, лихорадочно пытаясь стянуть ее, есть что-то очень забавное – но принцесса чувствовала, что сейчас смеяться не следует.
Наконец, избавившись от одежды, он прямо с пола шагнул на кровать. И только дождавшись, когда Тулага лег и обнял ее, Гельта отвернула голову – горячие сухие губы ткнулись в ее щеку – и сказала:
– Нет. Сначала потуши лампу.
– Но куда же мы пойдем? – спросила принцесса.
Она лежала головой на груди Ганы, согнув ноги в коленях и положив ладонь на его плечо, а он медленно перебирал пышные белые волосы – светлое пятно посреди темноты, царившей в спальне. Глубокая тишина стояла во дворце короля Суладарского; город, раскинувшийся у подножия горы, спал, сквозь распахнутое окно не проникало ни звука.
На шее Гельты была цепочка с медальоном – спираль из толстой золотой проволоки.
– Ты веришь в Канструкту?
– Конечно, – ответила она. – Все эрзы молятся ей… Разве ты не веруешь?
– Нет. Я не с Эрзаца.
– Как можно не верить в великую богиню? – удивилась Гельта. – Ведь она – мать нашего мира, мать всего… Ты же видишь ее каждую ночь!
– Я вижу белую воронку в небе, – возразил он. – Ладно, неважно. Слушай: я могу угнать лодку в порту, мы уплывем и поселимся на каком-нибудь дальнем острове.
– Среди диких синекожих? Но что мне делать там? И на что мы будем жить?
– Синекожих? Но ты сама… – Он замолчал. Существовало несколько легенд о том, как туземная семья смогла захватить власть в Большом Эрзаце. Гана верил самой простой: предки Гельты жили на Да Морана, который тогда еще носил другое, туземное название. Прибывшие в Суладар с Бултагари бледнолицые рабовладельцы захватили их, а после продали кому-то из бывших пиратов, разбогатевших и поселившихся в Эрзаце. Тогда на озере Вейжи царило еще большее беззаконие, чем сейчас в преторианском море. Эрл Алие, прадед Гельты, смог поднять восстание рабов, в результате которого пришел к власти. С тех-то пор Эрзацем и управляли потомки синекожих островитян Суладара.
– Я не туземка, – сказала Гельта. – Не островитянка. Я принцесса
