острову.
– Они точно не из береговой стражи, – тихо произнес Тулага, не поворачивая головы.
Стоящий слева от него краснокожий долго молчал, потом прошептал в ответ:
– Но не пираты.
– Да, не похоже, – согласился Тулага. – И почему так много синих?
Капитан давно ушел, а пленники все так же стояли у борта под охраной нескольких вооруженных матросов. Гана отважился слегка повернуть голову и скосить глаза. Он разглядел, как с кризера, приблизившегося к скайве вплотную, на борт последней переносят два бочонка.
– Масло… – пробормотал стоящий по правую руку пожилой матрос. – В таких масло возят…
Еще через какое-то время, когда светило превратилось в едва различимый в сером небе плоский матовый круг и вечерние сумерки расползлись над морем, с борта отплывшего кризера громыхнули пушки, после чего бочонки взорвались.
Матрос пояснил:
– Не жалеют ядер. Повеселиться хотят, с фейерверком…
Теперь работорговец пылал, до эфироплана доносились треск и гул. Серапцы до сих пор оставались под палубой; в какой-то момент Тулага разглядел, как наружу выбралась объятая пламенем фигура, сделала несколько шагов и упала. Следом появилась другая; расставив руки, истошно вопя и волоча за собой обрывок цепи, раб, похожий на крону пылающего дерева, пробежал по палубе, врезался в догорающий борт, проломил его и вывалился наружу, на еще целый горсприг. Крепкая ткань выдержала, не порвалась, – тело подскочило на ней, взорвавшись искрами и огненными спиралями масляных сгустков, поднялось на ноги, сделав шаг, кувыркнулось через край и кануло в эфирном пухе. А потом пламя добралось до пропитанного маслом куля, тот с шипением полыхнул шаром огня – и развалившаяся напополам скайва опустилась в бурлящие облака.
Перед этим матросы притащили капитану дорингера легкое плетеное кресло, и теперь он сидел возле штурвала, любуясь происходящим.
– Вот зрелище! – довольным голосом произнес метис, поднимаясь на ноги. – В который раз вижу это – не могу налюбоваться! Думали, из-за траура по королеве корабли Суладара не выйдут в море, не станут патрулировать северные берега? – Он помолчал, скользя взглядом по белым и светло-коричневым лицам пленников. – Правильно думали! Морская стража вместе со всеми честными суладарцами скорбит по старухе, но нам до нее дела нет.
– Траур? – очень тихо сказал Гана, не обращаясь ни к кому конкретно. – Королева мертва?
– Убита, – подтвердил тот же старый матрос. – Не знал, малец? Ее убил какой-то преторианец. Траур продлится месяц… – Он замолчал, когда взгляд капитана остановился на нем. Метис сделал два быстрых шага, взмахнув зажатой в руке плетью, ткнул рукоятью в лицо матроса. Из носа брызнула кровь, старик склонил голову и замер.
– Плыть нам несколько дней, – повторил капитан, стоя на Тулагой. – Всю дорогу будете молчать, как мертвые. Иначе вправду станете ими. Чтоб ни звука из-под палубы, ясно это? Кто хоть слово скажет – сразу за борт.
Траурные одеяния не нравились Гельте де Алие: она полагала, что черный цвет хорошо контрастирует с ее волосами, но вот к цвету кожи совершенно не идет. К тому же надетое сейчас на принцессе платье скрывало очертания фигуры и делало ноги короче – это Гельта увидела со всей ясностью, когда рассматривала себя в зеркале. Впрочем, если сидишь в кресле, длина ног в любом случае не слишком заметна…
Зато ожерелье из серапионовых глаз смотрелось на черном фоне восхитительно. Если бы еще в этом платье не было так жарко… Гельта уже несколько раз доставала из пышного рукава кружевной платок, изящным жестом промокала лоб и прятала обратно. Ее почти не обучали церемониям и этикету; в Большом Эрзаце, чей повелитель являлся скорее практичным хозяйственником и политиком, чем королем, монархом, подобные церемонии не были приняты. Впрочем, принцесса обладала природной грацией и умением выглядеть, во-первых, изящно, во-вторых, естественно в любой обстановке. Она без всяких объяснений, чутьем воспринимала незнакомые правила поведения, и потому сидящий справа Экуни Рон Суладарский, некоторое время назад осознавший эту способность невесты, не волновался, что Гельта будет выглядеть вульгарно или совершит какую-нибудь глупость. Невеста… да, они оставались женихом и невестой, и Рон все еще ни разу даже не поцеловал ее. Свадьба отложена на месяц, до окончания траура, – что ж, он подождет.
Их кресла стояли у подножия накрытого шелками возвышения, того самого, где Рон в последний раз видел мать живой. Трон вверху был пуст, Экуни не садился на него: официальная коронация пока не состоялась. Принц, посоветовавшись со своим министром финансов, дворцовым церемониймейстером и начальником охраны, решил стать королем и мужем в один день – главным образом из экономии. Гельта не возражала, когда Экуни спросил, согласна ли она, чтобы церемонии были совмещены, лишь мягко улыбнулась и промолчала.
Уги-Уги посетил дворец еще утром и сразу уехал; сейчас один за другим в зал входили менее важные гости: богатые торговцы, наместники островов, командор суладарского флота, начальник порта… побывал здесь и Влад Пиранья, и с ним двое важных купеческих воителей в наглухо застегнутых красных плащах, с длинными посохами. Пиранья, поклонившись и быстро сказав слова соболезнования, поднял на Экуни взгляд и добавил: «Это – господа привилегированные интенданты с Плотов Скенци и Бриллиантовое Поле. Они останутся на Да Морана вплоть до волнующего события, вернее, двух событий, которые произойдут в один день. И они, и я надеемся, что за этот срок вы сочтете возможным разъяснить все вопросы, которые я задавал вам во время нашей встречи».
Итак, ему дали срок до коронации… а что потом? Что могут предпринять купцы? Нет, принц не собирался отвечать им ничего определенного. Ко всему прочему, после церемонии он тайно встречается с представителями торговцев Да Морана… Рон был слегка удивлен сегодня утром, когда трое из них посетили его, чтобы договориться об этой встрече, и среди них оказалась молодая женщина, которая в основном и говорила, а мужчины молчали, позволяя ей вести беседу.
Когда церемония закончилась, он проводил Гельту в Южную башню. В конюшне уже стояла изящная низкорослая лошадка, которую во время первой встречи Экуни обещал подарить невесте. Принцесса, быстро обучившаяся ездить верхом, под неусыпной охраной лучших стражников Трэна Агори уже несколько раз отправлялась в конные прогулки по садам и рощам на склонах вокруг дворца.
Уставшая от приема Гельта прошла в свои покои и сразу отослала служанок. Она с облегчением сняла платье, оставшись в одной короткой рубашке, распахнула окно и встала на подоконнике, выпрямилась во весь рост, придерживаясь за раму. Было не так жарко, как в те дни, когда она только приплыла на остров, океанскую даль скрывала легкая дымка.
Она не знала, что будет дальше, – просто ждала событий, не пытаясь как-то повлиять на них, ускорить, отдалить или изменить. Принц нравился ей. Но и пират… Хотя Экуни сказал, что Красный Платок погиб. Утонул в облаках под дворцом, после того как убил мать принца. Убил королеву! По мнению Гельты, поступок был ужасен… однако она понимала, почему преторианец совершил его: теперь свадьба отложена, и у него появилось время. Это если Гана жив, а если жених прав, и пират погиб? Он убил старуху, а после утонул… Гельта плохо понимала происходящее. Она решила, что все сложится к лучшему без ее участия. Как обычно, от нее никто и не требовал вмешиваться в события, нужно было лишь немного подождать.
Попрощавшись с торговцами Долки Зеленцом и Этти Слампом, Арлея Длог в сопровождении двух внимательно наблюдавших за нею чернокожих стражников прошла к своей карете. Во дворец ее сопровождали лишь кучер-метис и Тео
