Тулага понял лишь часть того, что пытался передать ему хранитель Сива. Когда тот прекратил свою беззвучную речь, он кивнул и направился к проходу.
Прозрачное желе сменилось другим веществом, но не камнем, деревом или железом. Скорее оно напоминало очень жесткую черную кожу, мозолистую и шершавую, усеянную мелкими, потемневшими, треснувшими осколками алмазов или того вещества, из которого состояла упавшая на Аквалон громадина.
Вскоре Гана увидел впереди остроконечный обломок – большой, размером со скайву. Скорее всего, от основной массы он откололся во время падения сквозь желейную подкладку мира, отлетел вбок, пробив этот проход. Грань обломка глубоко вошла в кожистое вещество, из которого состояли стенки коридора, а «нос» пробил его насквозь – коридор заканчивался несколькими длинными лоскутами, которые развернулись, выгнулись наружу. Из рваного отверстия лился ясный ровный свет. Улегшись на живот, Гана прополз между обломком и стеной; преодолев дыру, выпрямился, ухватился за верхний край и перелез на его наружную сторону.
Лоскут тянулся далеко вперед, постепенно сужаясь и закручиваясь. Тулага пополз на четвереньках. Преодолев несколько десятков шагов, пока отверстие не осталось далеко позади и внизу, он лег на живот, прополз еще немного и достиг конца, скрученного жесткой спиралью, толщиной со ствол дерева. Обхватив его ногами, уселся верхом и наконец смог оглядеться.
Пространство сложилось двумя прозрачными ладонями, которые сначала разошлись, а после устремились друг к другу и хлопнули Гану по ушам. В голове что-то беззвучно взорвалось, все закачалось, поплыло. Звон, грохот, вспышка, световые пузыри лопаются в глазах… Медленно заваливаясь на бок, он задрал голову, вновь посмотрел вниз – при этом продолжая крениться, слыша оглушительную барабанную дробь в ушах. Его рассудок будто лопнул, как переполненный газом куль корабля, разошелся прямой длинной щелью и сквозь нее вывернулся наизнанку, чтобы впитать, принять в себя новую картину мира. Глаза закатились… Гана упал бы, если бы не успел улечься плашмя и крепко обхватить руками то, на чем сидел.
Когда головокружение прошло, Гана Тулага Дарейн вновь выпрямился, но с закрытыми глазами.
Потом раскрыл их.
Для него изменилось все, мироздание встало вверх тормашками. Он глядел на то, что находилось снаружи мира, и понимал теперь, что Аквалон не механизм, не корабль, плывущий по призрачным волнам Канона, населенного богами, но один из них, один из небесных китов!
И не было никакого дна, о котором рассказывал Джудиган, не было воздушного пространства под эфирным пухом – но будто согнутая лодочкой ладонь великана, до краев полная облаков, континентов и островов, ладонь, над которой застыл огненный шарик светила на невидимой подставке-спичке. Мир напоминал раковину, летящую внутри воздушного шара невообразимых размеров.
Гана кое-как повернулся, крепко вцепившись в твердую спираль под собой. Внешняя поверхность Аквалона, его изрытая кратерами оспин мозолистая твердая кожа покато тянулась во все стороны. Оболочка то слегка разбухала, раздавалась вширь, то немного съеживалась: мир дышал.
Беглец был как жучок, добравшийся до конца короткой щепки, что выступала из носа овального корабля, и пытавшийся с этой незначительно отстоящей точки разглядеть весь уходящий в бесконечную даль колоссальный темный корпус. Светила, Кавачи, Мэша, зева Канструкты и всего находящегося вверху Гана рассмотреть не мог: край мира далеко выступал над ним, нависал, подобно полукруглому балкону длиною в десятки танга и шириною в сотни. Из-за этого путешественник не видел и пространства над Аквалоном, центра того шара непостижимых размеров, около края которого они летели, центра, что служил источником озаряющего все вокруг мягкого света…
Зато он хорошо видел находящееся впереди и внизу.
Гана вышел за пределы голубого пузыря неба, что накрывал его мир и защищал обитателей от вида внешнего пространства – лишь свет Канструкты и Мэша проникал сквозь воздушную перину. Аквалон подплыл близко к внутренней поверхности Сферы Канона, но все же видно ее было с трудом: далеко внизу серело нечто неопределенное, затянутое дымкой, сквозь которую проглядывали световые пятна, горбы и дыры, в сравнении с которыми провал посреди Гвалты был как оставленное иголкой отверстие рядом с колодцем.
Слева возвышалась колонна, шириною не меньше, чем длина Аквалона с севера на юг, а справа еще одна, и впереди – третья, затем четвертая… неясно было, из чего они состоят, но Тулаге показалось, что это не железо или дерево, скорее кожа или, быть может, хитин. Покрытые выступами, площадками и балконами, рядами светящихся не то окон, не то иллюминаторов, они высились со всех сторон: мир летел сквозь лес бесконечных столбов, вознесшихся куда-то в невообразимую высь и соединенных балками – словно бы выросшими, а не вырезанными или отлитыми. Узкие и широкие, горизонтальные и наклонные, балки эти протянулись беспорядочно и в то же время образовывали некие неявные, расползшиеся в пространстве скопления, структуры вроде расположенных один над другим горизонтов. Поперечные соединения и колонны были огромны, но прорехи между ними – еще больше, и мир летел сквозь них, как муха мимо переплетенных ветвей и лиан в лесной чаще.
Только сейчас Тулага заметил, что не все колонны застыли в неподвижности; большинство казались мертвыми, покрытыми засохшей коркой, но некоторые чуть пульсировали, попеременно то раздуваясь, то сужаясь. Со многих свисали распухшие трубы бледно- лилового цвета, одна такая изогнулась спиралью вокруг наклонной хитиновой балки неподалеку, и на обтягивающей ее коже путешественник видел тусклые отблески – отражение того, что было вокруг.
Впереди и выше, так далеко, что его было едва видно, меж колоннами повис клубок белесых нитей, вроде тех, что проявлялись в ночном небе Аквалона, – будто клок паутины, застрявший между стеблями травы. Вдруг под нитями что-то зашевелилось, и в следующее мгновение там возникла молния. Блекло-синий изломанный ствол длиною в многие сотни танга протянулся между двух столбов, судорожно извиваясь, дергаясь, медленно заскользил вниз, выбрасывая из себя нити более слабых разрядов, цепляясь ими за хитиновую поверхность, сполз к основанию колонн и погас.
Слева под собой Тулага видел поблескивающий, будто влажный, мост шириной с Коралловый океан. На середине его высилась черная башня: сложенный из каменных блоков куб с длиною грани примерно в десяток танга, на нем еще один – поменьше, на том следующий… всего восемь блестящих иссиня-черных громад. Подъем к вершине постройки шел кольцом, серпантинной лентой.
А на пути Аквалона, как гора перед кораблем, высился потерпевший крушение и разбившийся о поверхность Сферы чужой мир.
Рассудок все еще не мог вместить расстояний и размеров, присущих внешнему пространству, но он постепенно осваивался с открывшимся видом, и теперь Гана чувствовал себя немного лучше: голова перестала кружиться, звон в ушах стих. Беглец лег на живот, вытянув ноги и обхватив кожистую спираль руками, скользя взглядом по тому, что находилось впереди.
Разлегшийся на пути исполин напоминал кита, который перевернулся головой вниз, устремился ко дну, врезался в него, пробил дыру и погиб. Тулага видел лежащую между двумя колоннами грандиозную тушу разлагающейся мировой плоти: сложившееся складками материковое плато, наваленные ступенями обломки островов, осыпавшиеся горы… И водопады – бесконечные сине-зеленые стены воды, низвергавшейся на темную поверхность Сферы, и пушистые облачка, проплывающие мимо вытянутых вертикально отрогов, нависающих зеленых лугов, каменистых,
