были более странными, взбалмошными, агрессивными – ведь те далекие пауноги являлись лишь
Уги-Уги проник в рассудок одного из них.
И увидел всё.
Иной мир, скорее – мирок. Маленький,
Внутренним зрением, зрением своего рассудка, Уги-Уги посмотрел вверх.
Затем взглянул через сознания пауногов, находящихся там. Их было около десятка. Они кружились, то немного опускаясь, то взлетая, и монарх стал перемещаться от одного к другому, приглядываясь – вибриссы создавали некое подобие обычного зрения, в чем-то ему уступающее, а в чем-то и превосходящее, – принюхиваясь и прислушиваясь...
И наконец увидел ЕЕ.
И одновременно ощутил ЕЕ сознание.
И содрогнулся.
Ого! – подумал Уги-Уги.
Так вот как можно уничтожить половину Аквалона и заставить другую половину подчиняться.
Кавачи.
ОНА живет внутри него.
Надо лететь туда.
Глава 4
– Странное это место, Узость, – пробормотал Смолик.
За правым бортом облачная даль была ясной и чистой, но за левым словно шел густой снег. А впереди тянулись покатые острова Цепи: круглые, чуть серебрящиеся, покрытые бородавками и ямами. Их было больше десятка. Самый восточный отделяла от побережья Тхая лишь пара сотен локтей, а крайний с запада почти скрывала пуховая метель, непрерывно гуляющая вдоль Орбитиума.
Драйер плыл немного впереди. Смолик, отдав необходимые приказания, поднялся на бак вместе с Ганой, проходившим сквозь Цепь несколько раз, и Траки Несом, не бывавшим в этих местах никогда.
– Между островами так просто не проплыть, – рассказывал Тео бултагарцу. – Там в облаках висят раскормленные стрейхи. Им отрезают щупальца, а самих набивают планктоном и креветками, ну и потом еще подкармливают иногда, так что они торчат на одном месте и не подыхают годами. В эфире их можно заметить, только когда подплывешь почти вплотную. Но если на стрейха наткнется что-то такое большое, как эфироплан, то, что он принимает за врага, слишком для себя крупного и сильного, – то стрейх взрывается. У них эти... железы...
– Стрекала, – вставил Нес. – Это называется стрекала.
– Стрекала, да, – протянул Тео, судя по всему, относящийся к стрейхам с большим уважением. – В общем, взрываются они ядом, который даже дерево проедает, а от людей вообще ничего не остается. Сами потом увидите «Призрачного путешественника» и поймете, о чем я. Потому сквозь Цепь можно только с лоцманом проплыть. Лево руля! – заорал он, увидев, что драйер поворачивает к центральному острову Цепи, называемому Командирским.
– Трое – к лебедке, – выкрикнул Тео, быстрым шагом покидая полубак. – Ложимся на спираль!
– «Ложимся на спираль», – со вкусом произнес Нес, поворачиваясь к Тулаге. – Что это означает?
– Встать на глубоководный якорь, – пояснил тот.
Бултагарец покивал, прижмурив глаза и шевеля губами, про себя повторяя услышанное.
– Всегда восторгался колоритом этих морских терминов. И всей облачной жизнью, понимаете меня? Пиратами. – Он покосился на собеседника. – Вы не поверите: у меня дома, в одном из пригородов столицы Бултагари, где я жил, висели всякие карты... многие – фантастические, карты разных несуществующих мест, плод фантазии художников. Были вырезки из газет и дешевых книг: изображения пиратов, эфиропланов... Особенно я почему-то любил суда Имаджины, все эти чудесные дайкоты, эйки, кенки, айклиты... У меня даже были два полотна художника Крэка Ханкина по прозвищу Колесо, купленные еще до того, как он стал знаменит. Первое называлось «Нападение дикарей на «Мелос» – это, знаете ли, был корабль Артегая Гроша. Он отправился к Орбитиуму, и его атаковали дикари. На картине люди дерутся на неестественно огромных мачтах, а еще какой-то странный летающий эфироплан с крыльями и винтом, парящий неподалеку... За кормой корабли пиратов, облака бурлят, на палубе – древний двигатель с трубой, будто снятый с рельсовой паровозки... Вы знаете, юноша, что такое паровозка, рельсовый паровой состав? Да, а вторая картина называлась «Сопка убивает капитана военного глинкора», и там...
– Сопка? – перебил вернувшийся Тео, и Нес повернулся к нему.
– Да-да, это самый знаменитый капитан Таит! – вскричал он с воодушевлением. – Я читал, он получил каперское свидетельство от самого правителя Тхая, под его командованием ходило семь кораблей и...
– Его убили, – перебил Смолик. – Еще до того, как я приплыл к Да Морана на рыжем корабле.
Бултагарец растерянно заморгал.
– Убили? Как... как это печально! Или наоборот – хорошо? Я испытываю смешанные чувства. Я понимаю: пираты – они преступники, убийцы, насильники и мародеры, и все это одновременно... – Он замолчал, осознав вдруг, что говорит с людьми, которые еще недавно относились к племени «убийц, насильников и мародеров». Покашлял и добавил застенчиво: – Я понимаю, мир пиратов жесток, в нем нет романтики, и все же меня, как мальчишку, неудержимо влекло все это. А что вы знаете о Сопке, господа? Он... он мой любимый герой дикого Запада.
– У него было вроде частной корпорации, – сказал Гана, глядя вперед. С борта вставшего на глубинный якорь драйера спускали шлюпку.
– Все как положено: льготы для ветеранов, страховки, пенсии и прочее, – подхватил Тео. – На западе больше нигде не найти такого, э... такого общественного устройства. Добыча с набегов делилась, исходя из затрат и участия каждого, треть они клали в общак, часть отдавали правителю Тхая. Но что-то они с правителем не поделили и... Ага! Вижу, на той шлюпке плывет наш суровый капитан Гер. Ну, значит, сейчас он переговорит со своим бывшим сослуживцем, они вспомнят боевую молодость, выпьют пару стаканчиков доброго рома – и капитан вернется, чтобы порадовать нас хорошими новостями.
В центре Командирского острова возвышалась сторожевая башня,
