Следом стали опускаться синекожие, потом другие лаборанты… Вскоре перед будкой образовался полукруг коленопреклоненных фигур.
Сделав очередной шаг назад, Никита чуть не повалился на спину. Оглянулся: первая ступень лестницы была прямо за ним. Не опуская гранаты, поставил на нее ногу, шагнул на следующую ступень, затем развернулся и быстро пошел вниз.
Лестничный пролет оказался длинным. С каждым шагом зеленый свет густел, сталкер будто погружался в облако дыма, мягкое сияние клубилось вокруг, завивалось кольцами. Ступени становились все более низкими – если так и будет продолжаться, вскоре они совсем исчезнут. Спрятав гранату, Никита вновь перехватил обрез за стволы. Он не понимал, что происходит, куда он попал, и даже не старался понять, лишь вглядывался в туман, готовый ударить прикладом любого, кто попытается напасть на него. Дымный свет наполняли шепчущие голоса, будто тысячи, сотни тысяч людей прятались где-то в его глубине, – сталкер не мог разобрать ни слова, но от этих призрачных звуков пробирала дрожь. Ступени исчезли, под ногами потянулась горизонтальная поверхность. Никита шел словно сквозь воду, густо-зеленую муть; шепот звучал со всех сторон. Вскоре стало видно, что тоннель заканчивается проемом в стене какого-то помещения, пещеры или зала, в нескольких метрах над полом. Возле дыры лежали две фигуры, дальше громоздились камни, по которым можно было сойти, как по ступеням.
Пригоршня сделал последний осторожный шаг и опустил обрез. Далеко впереди, в полу пещеры, куда привела лестница, виднелась круглая воронка, над которой вращался зеленый смерч – он-то и был источником дымного света. А перед сталкером лежали Болотник и Доцент. Первый – на животе, изучая открывающуюся внизу картину, второй – на спине, держась за грудь, по которой расплывалось темное пятно. Когда Никита приблизился, ученый поднял голову, не отнимая ладоней от раны, локтем коснулся Болотника. Тот оглянулся, увидел Пригоршню и вновь уставился вперед. Подойдя ближе, Никита опустился на колени между ними.
– Думал, опять копия идет, – сказал Болотник. Голос был еще более отрешенный, чем обычно, Макс будто спал. – Одна только что мимо прошла, нас не заметила даже. Спустилась туда, села и на вихрь уставилась.
– Копия? – переспросил Никита, разглядывая смерч и фигуры сталкеров вокруг. Их было множество – мертвых и живых, тощих, в лохмотьях; кто лежал на камнях, кто сидел, уставившись на вихрь, некоторые спали – или были мертвы, скончавшись от истощения.
– Это он их так назвал, – Болотник кивнул на ученого. – Видишь, лаборант ему грудину арматурой пропорол…
Никита видел: Доцент умирает. Толстый ржавый прут торчал между пальцев из середины груди. Бедняга мелко дрожал, голова тряслась, лицо исказила гримаса. Его было жалко – но взгляд Пригоршни лишь на пару секунд задержался на ученом и тут же будто сам собой скользнул в сторону вихря, привлеченный его мерным гипнотическим вращением.
– Что за копии? – шепотом спросил Пригоршня.
– Двойные. Дубли… – донеслось справа, и он вновь поглядел на Доцента, с трудом оторвав взгляд от световой воронки впереди.
– Кто?
– Дубли, – повторил тот хрипло. – Копии людей, которые попали под выбросы. Они возникают в разных местах Зоны, бездумные… Их… наверное, их тянет сюда, не могут противостоять этой силе… бредут со всех сторон, сходятся… Ноосфера… – последнее слово было произнесено так, будто начиналось с заглавной буквы, словно это было имя.
– Ноосфера? Так этот вихрь…
– Пробой, дыра в пространстве. Через нее Ноосфера проникла сюда. Она создает копии.
Макс вдруг сел, повернувшись к Никите, и тот увидел, что глаза напарника уже не прозрачные, водянисто-зеленые, – нет, теперь, словно патока, скрыв зрачки и белки, из них ползет густой зеленый свет.
– Я тоже копия, – сказал Болотник.
4
Он спустился по камням, побрел среди неподвижных фигур и вскоре исчез в зеленой мгле. Доцент по-прежнему лежал на спине и мелко дрожал, а Никита сидел, поставив ноги на булыги, наваленные под лестницей, бездумно всматриваясь в смерч. Верхняя часть воронки, постепенно расширяясь, становилась все более разряженной и в конце концов сливалась с туманом вокруг. В световом вихре непрерывно проявлялись и исчезали какие-то фигуры, лица, предметы, образы – такие размытые, что нечего было и думать разглядеть их отчетливо. Хотя все они казались смутно знакомыми. Там не было фантастических замков и невероятных чудовищ, только деревья, кусты, машины, человеческие силуэты, городские и сельские здания и что-то еще, настолько обыденное, что его и не замечаешь никогда, привыкнув к виду этих предметов с раннего детства.
Никита смотрел не отрываясь, и ему стало казаться, что он выплывает из тела, медленно приближаясь к вихрю, струясь по воздуху, – густые зеленые извивы все ближе, силуэты в них видны отчетливей, а шепот сотен тысяч голосов все громче – и вот сейчас сталкер вольется в воронку, станет ее частью, одним из миллиардов смутных образов в ней… Он вздрогнул, когда что-то коснулось запястья. Хлопнул ладонью по лбу, провел пальцем по ране на щеке, умышленно причиняя себе боль, чтобы стряхнуть оцепенение. Доцент, с трудом приподняв руку и ухватив Пригоршню за запястье, глядел на него слезящимися глазами. Худое морщинистое лицо заливала смертельная бледность, губы тряслись.
– Поговорите… – прошептал он. – Поговорите со мной. Страшно мне. Страшно умирать. Ведь уже ничего не сделать?
– С такой раной… нет, ничего, – сказал Никита. Показал на вихрь и спросил: – Это – Ноосфера?
– Проб?ой, – ответил ученый. – Место, где она проникла в наш слой реальности.
Сталкер медленно повторил:
– Ноо-сфера… Напарник рассказывал мне, только я плохо слушал. Я не очень всяким таким интересуюсь, это ваши ученые штучки, мне оно скучно, а напарник любитель…
– Вытащите прут, – попросил Доцент.
Никита покачал головой. Склонившись к умирающему, ответил с искренним сочувствием:
– Извини, друг. Нельзя. Болотник правильно сделал, что не стал. Это тебя добьет. Не вышло у нас спасти тебя, помочь выбраться отсюда. Я могу вытащить, но… несколько секунд – и умрешь.
– А так?
Никита вздохнул.
– Несколько минут.
– И тогда успею рассказать тебе, да? Вот почему ты не хочешь… Хорошо. Но потом, в конце, – вытащи. Не желаю умирать с ржавым железом в груди.
– Конечно. Вытащу, обещаю. Как только велишь – сразу сделаю.
Доцент помолчал, глядя вверх, наконец зашептал:
– Ноосфера… Еще Вернадский сформулировал: человечество превращает биосферу в ноосферу. То есть она является просто очередной стадией развития окружающей нас среды. Но с тех пор концепция менялась, у слова возник новый смысл. Теперь многие называют ноосферой информационное поле планеты. Пространство человеческих свершений. Ты… не понимаешь? Ноосфера считалась, ну… не существующей на самом деле. Лишь идея, умозрительная идея. Информационное пространство, состоящее из всех достижений человечества, из всего, что люди изобрели, создали… Из всех наших идей, мыслей, схем нашей техники, произведений искусства… В этом смысле
