уголки губ опустились. Видимо, не имея доступа к мыслям жертв, мутант терял уверенность в себе. А сталкер бубнил про себя, забивая скороговоркой всякие отчетливые мысли:
«Крепко тесное объятье, время - кожа, а не платье, глубока его печать…»
– Девушку убивать не хочешь? - выпрямившись, желчно спросил мутант. Теперь он куда меньше напоминал человека, этакого добренького дядюшку с трехдневной щетиной на впалых щеках. - А я тебе скажу, что придется. Слон ведь не простак, его не обведешь. А ты мечтал, как слиняешь от Умника да Слона перехитришь? Ха! Выходит, браток, ты еще глупей, чем я о тебе подумал поначалу!
«Ты себя в счастливцы прочишь, а при Грозном жить не хочешь?»
Обиженно надув губы, как ребенок, чья хитрость не удалась, излом отошел от сталкера и мстительно забренчал мясницкими крюками. Достал точильный брусок, демонстративно отвернувшись, стал править огромное лезвие тесака.
«Не мечтаешь о чуме флорентийской и проказе? - твердил Рамир, беззвучно шевеля губами. - Хочешь ехать в первом классе, а не в трюме, в полутьме?»
– Хочу, не хочу… - пробормотал излом. - А ты что же, не хочешь со мной разговаривать?.. Ну и ладно. Обойдусь, тебе же хуже. Я-то давно тут живу, в Могильнике, мог бы присоветовать кое-чего, а то и рассказать об этой Крепости, куда девушку твою ведут. Я много чего знаю, многое видел, чего и не снилось твоим умникам…
Он оглянулся с надеждой. Но Рамир на его предложения не велся, слишком это все было наивно - точить тесак на глазах у жертвы и при этом втираться к ней в доверие. Хотя скорее всего излом и не пытался, а просто хотел вывести сталкера из себя, напугать, сломать ментальную защиту, чтобы туману было легче высосать жизненные силы…
«Время - это испытанье, не завидуй никому», - продолжал Рамир, пытаясь вспомнить, как там дальше. Руки с каждой секундой немели сильнее, и надо было все сделать быстро…
Он пополз на спине, твердя: «Что ни век, то век железный…»
Приходилось перебирать ногами, качаться с плеча на плечо. Поясница тут же заныла, но он не обращал внимания, повторяя раз за разом: «Время - кожа, а не платье, время - кожа, а не платье…»
– Ничего, еще заговоришь, кричать будешь, биться головой станешь, ругаться на меня, старого… - Излом оставил крюки и отошел к наполовину выступающему из тумана сооружению, которое с первого взгляда напомнило сталкеру средневековую пыточную дыбу.
«…Глубока его печать. Словно с пальцев отпечатки, с нас черты его и складки, приглядевшись, можно взять», - зачастил Рамир, отгоняя образ освежеванного человеческого тела, свисающего на крюках со скользкой от крови деревянной перекладины. Когда излом пошел к пыточному сооружению, Цыган замер, а теперь опять пополз. Расстояние было всего ничего, но двигался Рамир медленнее полудохлой черепахи.
«Времена не выбирают, в них живут и умирают…»
Он улегся спиной на человеческую кость.
«Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять…»
Сначала ненароком вдавил ее в землю, но потом кое-как обхватил пальцами и вытащил. Округлая со всех сторон, гладкая - такой ни за что не перерезать…
«…Будто можно те на эти, как на рынке, поменять…»
Излом резко повернулся.
«Крепко тесное объятье! Время - кожа, а не платье!»
Мутант рысью подбежал к нему, и Цыган замер на спине, уставившись в серое небо, повторяя, как молитву:
«Глубока его печать.
Глубока его печать.
Глубока его печать…»
Излом наклонился, заглядывая ему в лицо, скривив рот. «Глубока его печать… Глубока его печать… Глубо-ка-его-печать, глубока-его-печать-глубокаегопечатьглу- бокаегопечать…»
– Почти закончил я, сынок. Сейчас тебе будет очень больно, а потом ты умрешь, и я тебя съем. И ты ничего не можешь сделать, ну совсем. Как это - быть таким беспомощным, а? Расскажи мне, всегда хотел узнать, что вы чувствуете перед тем, как я вас съедаю.
«Время - это испытанье, не завидуй никому». Излом задумался, потом сказал:
– Да я и не завидую.
Разведя руками, он повернулся и пошел обратно, так и не заметив, что пленник переместился в сторону. Ведь времена не выбирают, в них живут и умирают… Как только излом зашагал прочь, Рамир пополз за ним - но теперь он развернулся ступнями вперед и стал передвигаться, вминая каблуки в мягкую землю, сгибая ноги. Так получилось быстрее и немного легче. «Время - кожа, а не платье». Хорошо, что земля мягкая, хорошо, что трава влажная. «Как сильны его объятья». Из-за этого все происходит очень тихо, мутант не слышит… Зад уперся в камень. Излом опять стал точить тесак. Рамир полз. «Век мой, рок мой на прощанье…» «Ш-шширк! Ш-ш-ширк» - разносилось в тумане. «Время - это испытанье». Он выгнулся, приподнимаясь, упал спиной на камень. Больно! «Не завидуй никому». Излом повернулся, Рамир замер, только голова немного тряслась от внутреннего напряжения. «Времена не выбирают, в них живут и умирают».
– Да уж, умирают, - сказал мутант. Глянул на пленника и пошел к хижине. Шагнул внутрь. Подогнув колени, Цыган опять приподнялся - и вновь обрушился на камень, но теперь костью, которую сжимал в руках. Кость тихо треснула и лопнула.
«Вре-ме-на-не-вы-би-ра-ют-в-них-жи-вут-и-у-ми-ра-ют…», - Рамир твердил это речитативом и в такт словам кромсал веревку острым сколом кости. Он был в какомто нервическом исступлении, глаза слезились, из уголка рта текла слюна. Излом появился опять, посмотрел на сталкера. «Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять, будто можно те на эти, как на рынке, поменять…»
Излом, ласково улыбаясь, пошел к нему с тесаком на перевес. Рамир скоблил веревки сколом кости. Кромсал, рвал влажные неподатливые волокна. «Глубока его печать, глубока его печать!» Мутант приближался. Одна веревка порвалась, и тут же за ней вторая. Согнув ноги, Рамир вскочил.
Гипертрофированная конечность взлетела, как змея, кинулась на сталкера. Он упал на бок, перекатился, прыгнул, вновь упал - и схватил пистолет. Ноги оставались связаны, Цыган поднялся на колени, вдавил спусковой крючок. Несколько выстрелов прогремели один за другим. Из груди мутанта плеснули фонтанчики крови. Уродливая длинная рука метнулась к сталкеру, сжалась на стволе, пригибая «ТТ» книзу… Рамир выдрал оружие из пальцев мутанта, нажал опять - но больше выстрелов не последовало. Излом бежал к нему, Рамир поскакал навстречу. Яростно швырнул пистолет в морщинистое лицо, раздробил нос, сбил мутанта с ног и упал сверху. Ребра излома треснули. Цыган привстал, сжав тощую шею, стянутыми коленями придавил длинную руку к земле.
– Крепко тесное объятье! - бешено взревел Рамир, стискивая сильными пальцами кадык мутанта. - Время - кожа, а не платье! Глубока его печать!
Он наклонился ниже. Излом издыхал.
– Словно с пальцев отпечатки, - сказал ему Рамир, - с нас его черты и складки, приглядевшись, можно взять.
Мутант захрипел, и он заглянул в мутные глаза.
– Расскажи мне, что ты чувствуешь перед тем, как подохнуть, - напомнил мутанту его же слова Цыган.
