Я спросил:
— Ну и кто этот «он»? Чего он хозяин?
— Не знаю. Но он засел в глубине Зоны. Где-то за Могильником.
— В Бункере, — сказал я.
Рыжая уставилась на меня.
— Что? О чем ты, Химик?
— Когда в овраге нас вырубило из-за импульса, который самка контролера послала перед собой, у меня было… — Помолчав, я щелкнул пальцами. — Было видение, не знаю, как еще назвать. Глюк. Я вроде увидел всю Зону и Могильник, а за ним — какой-то Бункер. С большой буквы. Огромный, открытый… Этот твой «он» — хозяин Бункера. Сидит посреди него, там его мир. Говоришь, ему нужен клубень?
— Да. Не знаю зачем. Опанас с Глебом у него. Живые, по крайней мере Глеб. Мы с ним близнецы, и я… ну, я его иногда чувствую, на меня как бы накатывают его эмоции, страх, приходят издалека. Хозяин дал мне понять, что освободит их, если я принесу клубень. — Девушка устало провела рукой по лицу.
— И ты поверила и пошла? — хмыкнул Никита.
— Не поверила. Я пошла, чтобы убить его. И, если получится, спасти их. Продала все, что у меня было, собрала отряд…
— Почему только до Грязевого озера? — спросил Болотник.
— А вы пошли бы дальше?
— Я бы пошел, — сказал он.
— И я! — сказал Хохолок. — Могильник — ё! Никогда не бывал. Интересно.
— Может, вы двое и пошли бы. Но Мировой со своими людьми и Анчар — нет. Зачем им? Слишком опасно, а деньги мертвецам не нужны. Поэтому я так обозначила цель: Грязевое озеро, граница Могильника. А дальше, решила, разберусь на месте. В конце концов, многие утверждают, что в места вроде Могильника лучше наоборот — в одиночку, тихо.
Никита встал, прошел к корме плота, глядя на юг, откуда мы приплыли.
— Эй, напарничек! — позвал он, не оборачиваясь. — Так что там с этой самкой контролера все же?
— А что с ней… — откликнулся я. — Такая жирная низкорослая тварюка, похожа на уродливую старуху, которая вот прям сейчас умрет от переедания.
— И она, выходит, через всю Зону за ними топала… а потом и за нами?
— Если артефакт нужен кому-то, кто и вправду мутантами по всей Зоне командует, то он, выходит, ее и поднял из лежбища.
— Так из какого лежбища-то? Где они, эти самки? Почему их никто не видел раньше?
Никита присел на бревнах лицом к острову. Теперь все смотрели на меня.
— Потому что их мало совсем, — сказал я. — Во всяком случае, я так понял. Контролеры и их самки — как муравьи и муравьиные матки. Сколько приходится муравьев на одну матку? Сотни, тысячи? Я не знаю…
— Так чиво, у них и муравейники есть? — прогудел Хохолок недоверчиво.
Я покачал головой.
— Не думаю. По-моему, на всю Зону — не больше десятка самок. Каждая сидит где-то в глухом месте. Как оплодотворение происходит — не знаю. Может, в нужный сезон заглядывает на огонек молодой сексапильный контролер. Или у них какой-нибудь партеногенез. Не знаю. В любом случае физически самки очень слабые, передвигаются с трудом. Потому защищаются иначе — могут рассылать ментальные импульсы, страх. Тот, кто подходит к самке, либо в панике убегает, либо с ума сходит. Самки как зеркало, пси-зеркало — они сами боятся всех чужаков и отражают свой страх им же. Помнишь, кстати, что с Анчаром происходило, напарник?
— Крыша у него поехала, — ответил Пригоршня. — А что? Ты ж сказал, у него артефакты в башке, в глазу то есть? Ну вот они как-то резонировали от излучений самки и мозг ему того… буравили.
— Да, но тут еще одно. Он кричал, что какая-то тварь в него пролезть хочет, гнал ее от себя, помнишь?
— Да, видно, ему казалось, что самка в него и…
Я покачал головой.
— Так-то оно так, да не так. Очень уж у него в тот момент знакомые интонации были. И еще когда он вопил про Зону, про тварей… Слышал я все это уже. Потом долго пытался вспомнить, где слышал, от кого. И вот сейчас вспомнил. От Полковника.
Никита нахмурился.
— Нет, не помню такого.
— А я с трудом, но начал вспоминать. Раньше мы с ним пару дел имели, покупали, кажется, что-то у него. А потом зацепились по какому-то поводу, и вроде он нас преследовал. Но подробности не могу пока вспомнить. Главное другое — Полковник фанатиком был. Зону ненавидел, мутантов. И разговаривал специфически. Так вот, Анчар перед смертью так же говорить стал. Будто это он не самку ощущал, не из-за нее у него крыша ехала — а будто сознание Полковника в него пыталось вселиться.
— Во бред! — сказал Никита, и эти слова напомнили мне что-то… будто я раньше уже слышал их от него, может, это была его любимая присказка.
— Ну ладно, Полковник там, самка, то, се… что дальше делать будем? — Он шагнул с плота на берег. — Назад пойдем, напарничек? Но там ведь самка эта, говоришь, выжить могла… — Пригоршня поглядел на Катю, которая, подняв голову, окинула нас всех взглядом.
— Помогите мне добраться до него, — тихо попросила она. — Помогите если не спасти брата с Опанасом, то хотя бы убить его. Этого… Хозяина мутантов. Кто бы он ни был.
— Я с тобой! — вдруг объявил Хохолок, приподнявшись, и хлопнул Катю по плечу так, что она чуть не упала на бок. — Я ж тебе обещал, что охранять буду, э? Главное теперь чиво? Все, кто померли, они остаток своих денег не получат. Ты их, значит, между нами четырьмя разделишь. Так?
— У меня не очень много денег, — сказала она.
Хохолок махнул рукой, встал и с деловым видом направился к растущему в центре островка деревцу, бормоча что-то про «добрую дубинку». Катя перевела взгляд на Болотника, тот ответил:
— Достаньте еще угольков. И наста. Тогда я быстрее поправлюсь.
— Достанем, — сказала Катя, выпрямляясь. — А вы двое? Химик, Пригоршня, что вы решили?
Сам бы я еще долго сомневался и обдумывал ситуацию, прикидывая и так, и этак, что менее опасно — идти без оружия в глубину Могильника или возвращаться навстречу, возможно, до сих пор живой самке контролера, — но я видел, что напарник уже все решил. Он смотрел на рыжую такими глазами… Нет, это была не любовь, но что-то очень близкое к ней. А возвращаться в одиночку было уж точно равносильно самоубийству, и поэтому я молча пожал плечами. Пригоршня, наблюдавший за мной, ухмыльнулся и кивнул Кате. Болотник попытался сесть, и напарник вдруг сказал:
— Замри!
Все уставились на него. Болотник лежал неподвижно.
— Только что вспомнил! — сказал Никита удивленно. — Братан, я тебя видел где-то. Недавно совсем. Ты в такой же позе лежал и тоже сесть пытался, кажется, на песке, на склоне песчаном… Вот я увидел и вспомнил. Но ты же… ё-моё!
