– Надо лишь немного подтолкнуть события, – произнес Тодол.
Но пользоваться черной книгой больше не хотелось. Поднявшись, Бардо прошел вдоль своей галереи и в конце ее остановился. На высоком и узком гранитном цилиндре стоял скелет летучей мыши. Бардо очень аккуратно взял его и перенес на стол, где рядом с чернильницей и несколькими листами пергамента лежали семь дохлых крыс. Тут же находились три кувшина разной величины, а на куске холста – семь миниатюрных красных штанишек и семь копий размером с иголку.
Из ящика маг достал узкую черную ленточку. Взгромоздившись на угол стола, он написал на листе пергамента несколько строк, свернул его и лентой привязал к лапке скелета. Затем открыл кувшин, серебряной ложечкой зачерпнул содержимое и вылил на череп мыши.
Густая жидкость вспенилась, тихо зашипела и впиталась в кость. Бардо внимательно наблюдал за происходящим.
Вдоль тонких изогнутых косточек мыши пробежала рябь.
– Давай, давай! – произнес он.
Скелет пошевелился. Собственно, это был уже не скелет – он покрылся кожей, между косточками крыльев протянулись тонкие перепонки. Только череп остался прежним.
Летучая мышь пискнула и изогнулась, пустые глазницы уставились на свернутый в трубочку пергамент, привязанный черной лентой к лапке.
– Вниз, – приказал Бардо Тодол. – Лети вниз, передай послание.
Глава 15
ГОРДЫЕ И СВОБОДНЫЕ
Старейшины племени, несколько самых могучих воинов, вождь, Гаргантюа, Эб и спасенный карлик сидели на меховых подстилках вокруг костра, горевшего в центре шатра. Украшали шатер дубленые шкуры с рисунками. В основном там были человечки с копьями, преследующие каких-то рогатых животных.
В руки гостей сунули глиняные мисочки с густой горячей жижей, а также палочки, на которых были нанизаны кусочки чего-то хорошо обжаренного. Жижу можно было пить, а кусочки есть, хотя до конца пиршества Эб так и не понял, чем именно их угощают.
Кастелян, устроившись чуть в стороне, иногда с омерзением принюхивался к жиже в своей миске, после чего скрипучим голосом сообщал окружающим все, что он думает о кулинарных умениях горных эльфов. По краям от треугольного входа в шатер лежали две мохнатые собаки. Когда магопес начинал говорить, уши их становились торчком. Приподнимая головы, собаки с любопытством смотрели на него.
Вождь, которого, как выяснилось, звали Гигабрюх Мангул Гур, наклонившись к сидящему рядом Эбвину, спросил:
– Бардур агу рамбуд?
Эб вопросительно глянул на Гаргантюа.
– Большой Мангул Меткое Ухо спрашивает – что человек с таким бледным лицом и тонкими руками, надо полагать, житель далекого города белых людей, не привыкших к холодным просторам диких гор, делает здесь в компании эльфа и маленького пса-демона?
Поскольку вождь, широко улыбаясь, ждал ответа, Эб сказал ему:
– Мы убегали от протобестий Бардо Тодола.
Когда прозвучало это имя, улыбка покинула лицо Мангула Гура. Эльфы, до того весело гомонившие на своем наречии, разом примолкли и уставились на Эбвина.
– Бардо? – переспросил вождь. – Бардо дуру Тодол?
– Они его знают? – удивился Эбвин.
– Еще бы, – подал голос Кастелян, и все повернулись к нему. – Он… в общем, это племя сильно пострадало, можно сказать – из-за него.
– Дуру Тодол? – настаивал вождь, мрачнея.
– Агу не дуру Тодол, – обратился к нему Гагра. – Агу Тодол тирибим. Тирибим Тодол кир-дых!
– Тирибим! – обрадовался вождь и так хлопнул Эба по плечу, что тот чуть не опрокинулся головой в костер. – Кир-дых тирибим Тодол.
– Гагра сказал, мы не друзья Тодола, а наоборот – его тирибим… враги то есть, – пояснил Гаргантюа в ответ на вопросительный взгляд Эбвина. – И собираемся его того, кирдыкнуть… как бы это перевести на язык людей. Умять. Уплести. Затюкать. Придавить пяткой. Взять под ноготь.
Неподалеку от Эбвина сидел тот, кого эльфы хотели сжечь. Эб покосился на него, все еще недоумевая – гном это или не гном? Ростом Эбу по пояс, худой и изящный, человечек был одет в узкие брюки, кожаную куртку и бархатные полусапожки. На скуластом лице с очень светлой кожей блестели бисеринки пота, нижняя челюсть, непропорционально большая в сравнении со всем остальным, решительно выдавалась вперед. Все-таки не гном, подумал Эб. Гномы бородатые, широкие такие, коренастые, а этот…
У этого лицо было чисто выбрито, не считая участка кожи над верхней губой, где имелись песочного цвета усы. Из-под усов торчала трубка с коротким мундштуком и широкой чашечкой. Белые, словно льняные волосы были расчесаны на аккуратный прямой пробор.
Спасенный поглядывал на окружающих высокомерно, но без злобы.
– Вы заинтересовались моей скромной персоной? – негромко спросил человечек. – Возможно, вы желаете познакомиться с тем, кто сидит перед вами возле костра этих… – карлик покосился на мисочку в своей руке… – хлебосольных эльфов?
Кивнув самому себе, он придвинулся и повел речь дальше:
– В таком случае, позвольте сообщить, что меня зовут Грюон Блюмкин. Гном. – Он замолчал, со значением глядя в глаза Эба.
По прошествии некоторого времени тот сообразил, чего именно от него ждут, и, откашлявшись, произнес:
– Эб Эбвин, – и смолк, поскольку решительно не знал, что тут еще можно сказать.
Возникла длительная пауза. Наконец Грюон Блюмкин, ожидающий, видимо, продолжения, но так его и не дождавшийся, сказал, приподнимая левую бровь:
– Что всегда приятно изумляет меня, что мне более прочего нравится и дивит в собеседнике, так это умение быть немногословным, изъясняться кратко, сжато и по существу. Не скрою, вы сразу же снискали всяческое мое благорасположение, милейший Эбби, столь исчерпывающим образом откликнувшись на мои велеречивые разглагольствования.
– Не называйте меня «Эбби», – попросил Эб, с подозрением приглядываясь к лицу гнома. Лицо это было вполне серьезным и вежливым, но что-то в изгибе тонких белых бровей настораживало. В уголках раскосых зеленых глаз Грюона Блюмкина будто бы притаилась еле заметная смешинка. У Эба возникло ощущение, что над ним подшучивают.
– А почему? – с живостью откликнулся Грюон, выпуская
