возражений тон.
– Стелла?
– Очень хорошо, – одобрительно сказала Стелла, ковыряясь у него в волосах. – Узнал. Это радует. Красоту пришлось попортить, но ничего, волосы не голова, отрастут. Сейчас будет больно…
– Как я сюда попал? – спросил он и тут же стиснул зубы, так как Стелла, видимо, принялась шить.
– В карете “скорой помощи”, – пояснила она. – Как голова?
– Лучше. А что со мной?
– Что ты помнишь?
Он напряг память и с трудом вспомнил, что с кем-то целовался на улице. Потом вспомнил драку и девушку с пистолетом.
– Ольгу помню, – сказал он. – И пистолет.
– А как она фанги нажралась, помнишь?
– Какой фанги?
– Твоей, засранец. Я все скажу Амарго, и пусть он тебе клизму трехведерную поставит за наркотики.
Кантор прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Причем тут наркотики? Ольга сама по себе, а фанга лежала себе в кармане и никого не трогала…
– Не помню, – сказал он.
– А кто ее трахал, тоже не помнишь?
– А ее кто-то трахал? – Кантор попытался подняться, но голова взорвалась новой волной боли, и его тут же стошнило.
– Понятно, – так же холодно и невозмутимо сказала Стелла и скомандовала: – Все, шов закончен, вытирайте стол, перевязывайте и можно дальше колдовать.
– На первый раз хватит, – отозвался другой женский голос, мягкий и певучий. – Теперь ему надо полежать, а еще лучше поспать.
– Послушайте, матушка Нивуль, в моем кабинете сидят несколько разгневанных людей, которые горят желанием его добить, а он не может ни слова сказать в свое оправдание. Что можно сделать?
– Ничего. Память восстановится сама за пару дней, а колдовством тут не поможешь. Спросите лучше у девушки. Как она себя чувствует?
– Еще не знаю. Ею занимается отец Флоренто и медсестры. Моя помощь там не требуется.
– Попробуйте расспросить ее, как только придет в сознание. У нее провалов в памяти не должно быть.
– Что случилось? – простонал Кантор. – Стелла, объясни. Что с Ольгой? И с моей головой?
Стелла обошла стол так, чтобы он мог ее видеть, и снова показала три пальца.
– Сколько пальцев?
– Три. Объясни, что случилось.
– Что случилось… – Стелла отошла в сторону и достала сигарету. – Сотрясение мозга с тобой случилось, наркоман-склеротик! Череп у тебя хороший, крепкий. Чего нельзя сказать о его содержимом. О мозгах то бишь. Я вообще сомневаюсь в их существовании. Что ты делал у Ольги?
– Музыку слушал… – вспомнил Кантор.
– Молодец, – одобрила Стелла. – А еще? Вспоминай. Кто ее трахал и каким образом она наелась фанги в таком количестве, что ее до сих пор откачивают?
– Не помню… Может, и я… А может, и нет…
– Ты? У тебя что, галлюцинации? Ты хоть помнишь, кто ты такой?
Скрипнула дверь, и девичий голосок спросил:
– Мэтресса Стелла, что у вас?
– Ничего, – отозвалась Стелла. – Сотрясение и амнезия. А что там Ольга?
– Еще работают. А что ребятам сказать?
– Пусть идут домой и не шляются по клинике. И пусть пока не говорят королю, не хватало, чтобы сюда еще король заявился и требовал объяснений. Сами-то они что говорят?
– Они до сих пор спорят. Элмар говорит, что он ее накачал наркотиками сверх меры, и сбежал, бросив на произвол судьбы. Жак говорит, что она пыталась покончить с собой, потому что он ее изнасиловал. А Азиль говорит, что это проклятие в действии и что ей не надо было связываться ни с кем, кроме своего “мертвого супруга”. Вот, дескать, связалась, отдалась, и как результат – оба в больнице.
– Выгоняй этих философов и попробуй расспросить Ольгу, когда придет в себя. Ерунду какую-то городят…
Хлопнула дверь и простучали по коридору каблучки.
– Вспомнил еще что-нибудь? – спросила Стелла. – Гипотезы наших гениев тебе ничего не напомнили?
– Я ее не насиловал, – только и смог сказать Кантор.
– Вот в это охотно верю. Попробуй еще что-нибудь вспомнить.
Кантор закрыл глаза и перевернулся на спину.
– Меня что, били? – спросил он. – Или я сам упал?
– Не то, чтобы били… Но разок приложили.
– Чем?
– Кулаком, дружок. Голым кулаком. А затылок ты рассадил о ступеньки в подъезде, когда падал.
– Кто? За что?
– Ты же слышал, за что. Ребята считают, что ты виноват. А его высочество не любитель долгих разборок. Как тебя угораздило туда вернуться? Он тебя увидел и тут же, не говоря ни слова, приголубил по-геройски. А кулак у его высочества сам знаешь, какой. Радуйся, что череп не треснул. Попробуй вспомнить по порядку. Вот слушали вы музыку. Дальше что?
– Куда-то ходили… Не помню… Целовались на улице…
– Кто целовался на улице?
– Мы с Ольгой.
– Нет, у тебя точно психика пострадала. Что ты еще помнишь?
– “Пинк Флойд”, – вспомнил Кантор. – И фангу. Один шарик на двоих.
– А сколько у тебя оставалось?
– Не помню… С десяток.
– А где набрались? От вас обоих перегар такой, что без закуски не вдохнешь.
– Не помню.
– А что помнишь?
– Кроссовки, – вспомнил он. – Белая обувь для занятий спортом… Трусики помню. Маленькие, совсем крошечные… кружевной лоскуток.
– Какие трусики? Опомнись! Не путай воспоминания с эротическими фантазиями, фетишист!
– Это не фантазии, – возразил Кантор. – Я вспомнил. У Ольги были такие трусики. Мне еще жалко было их снимать, и я их просто отодвинул… И застежку на штанах помню, я не знал
