Хротгар, с облегчением вздохнув, тряхнул своей длинной белоснежной бородой и сказал:
— Меня радуют твои слова. В последнее время слишком мало ценится то, что хорошо и правильно, и слишком высоко то, что дает власть над другими. Трудно видеть, как это глупо порой, и не прийти от этого в ярость.
Некоторое время в тронном зале царила полная тишина; все вокруг точно застыло, и, чтобы нарушить столь неприятную паузу, Эрагон спросил:
— А что будет с «убежищем драконов»? Его восстановят?
Глаза Хротгара стали столь печальными, что Эрагон испугался: он еще никогда не видел ни одного гнома на грани слез. Морщины разом проступили на лице короля.
— Нам придется многое обсудить, прежде чем решиться что-либо предпринимать там. Сапфира и Арья совершили страшное деяние. Возможно, необходимое, но поистине ужасное! Ах, порой мне кажется, что лучше бы нас захватили ургалы, только бы уцелел Исидар Митрим! Ведь разбито самое сердце Тронжхайма, да и наши сердца тоже разбиты. — Хротгар прижал стиснутый кулак к груди, потом медленно опустил руку и стиснул обтянутую кожей рукоять Волунда.
Сапфира осторожно коснулась мыслей Эрагона, и он почувствовал, что ею владеют одновременно весьма различные чувства, но более всего его удивило то, что ее терзают угрызения совести и мучительное чувство вины. Она искренне сожалела об уничтожении прекрасной Звездной Розы, понимая всю необходимость своего поступка.
«Маленький брат, — сказала она, — помоги мне; я должна поговорить с Хротгаром. Спроси его: способны ли гномы восстановить Исидар Митрим из осколков?»
Когда Эрагон повторил ее вопрос вслух, Хротгар пробормотал что-то непонятное на языке гномов, помолчал и посмотрел на них.
— Мастерства у нас, конечно, хватит, но что с того? Чтобы восстановить Исидар Митрим потребуется много месяцев или даже лет, и все равно конечный результат будет лишь жалким подобием той красоты, что некогда сияла над Тронжхаймом! Нет, это стало бы поистине оскорблением нашей святыни! И я никогда не дам на это согласия.
Сапфира, не сводя глаз с короля, сказала:
« А теперь передай ему вот что: если Исидар Митрим действительно можно вновь собрать — да так, чтобы ни один осколок не пропал, — то я, скорее всего, смогла бы сделать его целым, как прежде».
Эрагона ее заявление настолько потрясло, что он совсем позабыл о своей роли переводчика:
«Сапфира! Сколько же на это потребуется сил! И ты сама мне говорила, что не можешь пользоваться магией по собственному желанию, отчего же ты так уверена, что сможешь восстановить Звездную Розу?»
«Да, смогу — но только если необходимость в этом будет достаточно велика. Вспомни могилу Брома и забудь все свои сомнения. И закрой рот — это неприлично, да и король на тебя смотрит».
Когда Эрагон передал Хротгару слова Сапфиры, король выпрямился и воскликнул:
— Неужели это возможно? Вряд ли даже эльфы решились бы восстановить целостность Исидар Митрима с помощью магии!
— Сапфира говорит, что она уверена в своих силах.
— Хорошо. Мы восстановим Исидар Митрим, даже если на это уйдет сто лет! Гномы по чертежам создадут для него рамку, и каждый кусочек будет вставлен на прежнее место. Каждый! Даже самый крошечный! Наши мастера умеют работать с камнем, так что не пропадет ни пылинки, ни крупинки. А когда мы закончим свою работу, ты, Сапфира, придешь и исцелишь нашу Звездную Розу!
— Да, мы придем, — подтвердил Эрагон и поклонился.
Хротгар улыбнулся; улыбка эта больше всего напоминала трещину в гранитной скале.
— Ты доставила мне великую радость, Сапфира! — воскликнул он. — Я снова чувствую, что стоит жить и править моим народом. Знай: если Исидар Митрим обретет новую жизнь, все гномы повсюду и на протяжении бесчисленных поколений будут славить твое имя! А теперь я благословляю вас обоих. Ступайте. А я поспешу дать поручения главам наших Домов. Но я отнюдь не требую, чтобы вы сохранили это обещание в тайне. Напротив, сообщайте об этом каждому, кого встретите. Я и сам незамедлительно объявлю своему народу, что мы начинаем великое дело. И пусть наши подземные залы звенят от гулкого эха, сопровождающего ликующие крики гномов!
Эрагон в последний раз поклонился Хротгару — тот все еще счастливо улыбался, — и они с Сапфирой удалились. За дверями Эрагон сообщил Орику о решении восстанавливать Исидар Митрим, и гном тут же поклонился Сапфире, поцеловал пол перед нею и с улыбкой схватил Эрагона за руку, говоря:
— Вот уж действительно чудо! Вы дали нам именно ту надежду, что была так необходима! Эх, и выпьют же сегодня гномы на радостях!
— Но ведь завтра похороны! — напомнил ему Эрагон. Орик на мгновение стал серьезен:
— Завтра — да. Но до завтра мы не позволим горьким мыслям тревожить наши души! Идемте!
И, схватив Эрагона за руку, гном потащил его за собой — в один из залов, где за каменными столами собралось множество гномов. Орик шлепнулся за один из столов, смел с него все блюда прямо на пол и громогласно объявил новость о восстановлении Звездной Розы. Эрагон чуть не оглох от восторженных криков, которые за этим последовали. Каждый из гномов непременно хотел подойти к Сапфире и поцеловать перед нею пол, как это сделал Орик. Наконец с чествованиями было покончено, и гномы, забыв обо всем на свете, наполнили каменные кружки крепким пивом и медовым напитком.
Эрагон присоединился к этой пирушке с таким удовольствием, что даже сам удивился. Радость гномов передалась и ему, разогнав давившую на сердце тоску. Но полностью предаваться разгулу он считал недопустимым: ведь завтра ему предстояло исполнить определенные и весьма печальные обязанности, а для этого нужна будет ясная голова.
Даже Сапфира отведала медового напитка, и он пришелся ей весьма по вкусу. Обнаружив это, гномы выкатили для нее целый бочонок. Аккуратно опустив свою огромную морду в бочонок, она в три глотка осушила его до дна, потом задрала голову и выпустила в потолок здоровенный язык пламени. Эрагону понадобилось несколько минут, чтобы успокоить гномов и убедить их, что это совершенно не опасно и к драконихе можно подходить как угодно близко. Но как только гномы пришли в себя, они тут же выкатили Сапфире новый бочонок и с восторгом и изумлением стали смотреть, как она осушила и его.
Сапфира все больше пьянела; ее мысли и ощущения стали бесконтрольно проникать в душу Эрагона, так что он уже и сам точно не знал, что именно чувствует в тот или иной момент. Ее восприятие окружающего начинало подавлять его собственное; даже цвета и запахи он теперь воспринимал иначе — они стали ярче и острее.
Гномы принялись петь хором. Сапфира встала и, покачиваясь, принялась тоже мурлыкать незнакомую мелодию, каждую спетую строфу отмечая рычанием. Эрагон, желая тоже присоединиться к общему хору, даже вздрогнул, когда у него изо рта вместо нормальных слов вырвался хриплый драконий рык. Да, решил он, качая головой, пожалуй, это зашло слишком далеко… Может, мне это кажется? Или я просто пьян? Но вскоре ему это стало совершенно безразлично, и он с воодушевлением запел вместе с гномами, не обращая внимания на то, драконий у него голос или свой.
В зал продолжали стекаться гномы, обрадованные вестью о восстановлении великой святыни. Вскоре вокруг Эрагона и Сапфиры собралось кольцо из сотен гномов, а Орик призвал музыкантов, и те устроились в уголке, снимая зеленые покрывала со своих инструментов. Вскоре в зале зазвучали лютни, арфы и серебряные флейты, полились дивные мелодии, и пир продолжался еще много
