у нас, гномов, любой ребенок отгадать сможет:
Так они и развлекались, загадывая друг другу все более сложные загадки, а Дю Вельденварден все тянулся под ними, но теперь уже среди деревьев иногда мелькали речные долины, поросшие тростником, сквозь который серебром сверкала вода: древний лес пересекало множество рек и речек. А вокруг летящей Сапфиры фантастическими архитектурными ансамблями громоздились облака: вставали колонны, вздымались купола и арки, возносились ввысь зубчатые стены бастионов и башни, похожие на огромные горы — и все это было залито сияющим солнечным светом. Эрагону казалось, что это сон, что они летят сквозь мечту.
Сапфира летела столь стремительно, что к наступлению сумерек Дю Вельденварден остался далеко позади; теперь они неслись над золотистыми полями, отделявшими лес от пустыни Хадарак. На ночлег они устроились прямо в высокой траве, тесным кружком устроившись у костра и чувствуя себя совершенно одинокими на всем этом огромном пространстве. Говорить не хотелось; они обменялись лишь несколькими словами, ибо звуки речи лишь подчеркивали их затерянность в этом безлюдном краю.
Эрагон воспользовался стоянкой, чтобы передать некоторое количество энергии в рубин, венчавший рукоять Заррока. Камень мгновенно поглотил всю предложенную ему энергию, а потом еще и ту, которую предложила Сапфира, и Эрагон понял, что понадобится немало дней, чтобы полностью напитать энергией и этот рубин, и те двенадцать алмазов, что спрятаны в поясе Белотха Мудрого.
Передача сил утомила его, и он, завернувшись в одеяло, улегся подле Сапфиры и погрузился в уже привычную полудрему, а ночные фантазии вновь принялись играть с ним в свои игры под сияющими в вышине звездами.
Вскоре после того, как они утром возобновили полет, колышущееся море травы под ними сменилось зарослями бурого кустарника, который становился все более редким и наконец исчез вовсе. Теперь внизу было лишь выжженное солнцем голое пространство без малейших признаков растительности. Потом появились красноватые барханы. С высоты полета Сапфиры они казались бесконечными рядами волн, катящихся к далекому морскому берегу.
Когда солнце начало клониться к закату, Эрагон заметил далеко на востоке группу скалистых горных вершин и понял, что это горы Нангорёт, куда дикие драконы обычно прилетали спариваться и выращивать молодняк, а в конечном итоге и умирать.
«Надо будет слетать туда хоть раз», — услышал он голос Сапфиры, прочитавшей его мысли.
«Да, непременно».
В ту ночь Эрагон особенно остро ощущал их одиночество. На ночлег они устроились в самом пустынном уголке пустыни Хадарак, и здесь влажность воздуха доходила почти до нуля. Губы у него вскоре стали трескаться, хотя он то и дело смазывал их нальгаском. И сколько он ни пытался прочесть мысли окружающих его существ, это удалось ему с трудом: вокруг было совсем мало живого: несколько замученных жарой и засухой растений и немного насекомых и ящериц.
Так же как во время бегства через пустыню из Гиллида, Эрагон добывал воду, с помощью магии вытягивая ее из земли: им необходимо было время от времени наполнять свои бурдюки. Но каждый раз, прежде чем позволить воде вновь уйти в землю, он использовал поверхность источника как магический кристалл и связывался с Насуадой, чтобы узнать, не подверглись ли вардены нападению врагов. Но, к счастью, там пока все было спокойно.
На третий день полета поднялся сильный попутный ветер, который помог Сапфире преодолеть гораздо большее расстояние, чем она рассчитывала, и они выбрались за пределы пустыни Хадарак.
У самого края пустыни они видели группу конных кочевников, с головы до ног укутанных в развевающиеся одежды, призванные оберегать их от жары. Кочевники что-то злобно орали и потрясали саблями и копьями, но ни один не осмелился пустить в Сапфиру стрелу.
На ночь Эрагон, Сапфира и Орик устроились в самом южном конце Серебристого леса, расположенного на берегу озера Тюдостен и названного так потому, что там растут почти одни березы, ивы и серебристые тополя. В отличие от Дю Вельденвардена, где под сенью разлапистых сосен всегда царит полумрак, этот лес был удивительно светел, весь пронизан солнечными лучами и наполнен пением птиц и шелестом зеленой листвы. Все деревья здесь казались Эрагону юными и счастливыми, и было очень приятно оказаться здесь. В Серебристом лесу ничто уже не напоминало о пустыне, хотя климат, конечно, был гораздо теплее, чем повсюду в такое время года. Погода больше напоминала летнюю.
Отсюда они взяли курс прямо на Аберон, столицу Сурды, руководствуясь памятью птиц, мысли которых Эрагон читал на лету. Сапфира не делала ни малейших попыток укрыться от посторонних глаз, и, пролетая над селеньями, они часто слышали крики удивления и тревоги.
День уже клонился к вечеру, когда вдали они увидели Аберон, низкий, окруженный стенами город, раскинувшийся на плоской равнине вокруг единственной, торчавшей прямо в центре скалы. На этой скале и находился замок Борромео. Высокая цитадель была защищена тремя концентрическими рядами стен, бесчисленными башнями и, как успел заметить Эрагон, сотнями баллист, предназначенных для отстрела летящих драконов. На янтарном закатном небе силуэты зданий казались особенно резкими и четкими; золотистый солнечный свет так и плясал в столбах пыли у западных ворот города, где в Аберон входила колонна воинов.
Плавно спускаясь во внутренний двор замка, Сапфира посвятила Эрагона в «коллективные» мысли его обитателей. Сперва его попросту подавила царившая там неразбериха. Как же он сможет в дальнейшем читать мысли врагов и при этом сам оставаться в здравом уме и действовать адекватно? Эти мысли не давали ему покоя до тех пор, пока он не догадался, что, как всегда, слишком большое внимание уделяет отдельным деталям. Ведь в данном случае ему нужно было всего лишь почувствовать общее настроение этих людей. Он отрешился от частностей, и отдельные голоса, столь сильно отвлекавшие его внимание, утихли и пропали, точно утонули в общем потоке людских эмоций. Казалось, и весь окрестный пейзаж отгородил от Эрагона некий невидимый экран, похожий на струи водопада, колеблющийся в такт взлетам и падениям людских мыслей и настроений; лишь изредка сквозь него удавалось прорваться неким звукам — в случае особенно сильного взрыва чувств.
Короче говоря, всем троим стало ясно: весть о появлении Сапфиры вызвала среди местного населения тревогу, и Эрагон попросил дракониху быть предельно осторожной. «Не хватало еще, чтоб они начали в нас стрелять!»
Могучие крылья Сапфиры подняли целую тучу пыли, когда она приземлилась в центре внутреннего двора, тормозя по утоптанной голой земле когтями. Лошади у коновязи от страха взвились на дыбы, подняв такой переполох, что Эрагону пришлось устанавливать с ними мысленную связь и долго успокаивать их с помощью слов древнего языка.
Затем Эрагон и Орик спрыгнули на землю и увидели, что с парапетов вниз свесилось множество воинов, обслуживающих готовые к бою баллисты. Эрагон не боялся, что они действительно могут начать стрелять, но все же совсем ни к чему было бы ввязываться в схватку со своими же союзниками.
Из донжона показалась группа из двенадцати мужчин — некоторые в боевом облачении — и поспешно направилась к ним. Впереди шагал высокий человек, такой же темнокожий, как
