Его ветки были усыпаны тлей. А вот и их рыжие хранители! У корней куста виднелась горка сосновых игл, отмечавшая вход в муравейник. «Как странно, — думал Эрагон, — собственными глазами видеть все это, зная тайную суть муравьиной деятельности!»
Размышляя об этом, он вернулся к домику эльфа. Ступал он теперь очень осторожно, постоянно помня о том, что каждый его шаг сокрушает, возможно, чью-то жизнь. Подняв глаза, он с изумлением увидел, что солнце уже совсем низко. Он просидел на пне никак не менее трех часов!
Оромис сидел за столом и что-то писал. Закончив строку, он тщательно вытер кончик пера, закрыл чернильницу и спросил:
— Ну, что же тебе удалось узнать нового, Эрагон?
Эрагону не терпелось рассказать о своих приключениях. Голос его звенел от возбуждения и восторга; он искренне восхищался хитроумным устройством муравьиного общества. Он пересказал все, что смог припомнить, вплоть до мельчайших и маловажных подробностей, гордясь тем, как много сведений ему удалось собрать.
Когда он умолк, Оромис поднял бровь и спросил:
— И это все?
— Я… — Эрагон растерялся, поняв, что каким-то образом упустил главную цель данного упражнения. — Да, учитель.
— А как же иные существа и организмы? Можешь ты сказать мне, чем занимались они, пока твои муравьи пасли свое стадо?
— Нет, учитель.
— Вот тут и кроется твоя основная ошибка. Тебе следовало постараться сразу и в одинаковой степени ухватить суть всех вещей, а не сбиваться на изучение какого-то одного объекта. Вот что здесь главное, и пока ты не овладеешь этим мастерством, ты каждый день по часу будешь сидеть на пне и медитировать.
— Как же я узнаю, насколько я этим мастерством овладел?
— Легко. Ты сможешь наблюдать за чем-то одним, но знать и чувствовать все, что происходит вокруг.
Оромис жестом пригласил Эрагона присесть за стол и положил перед ним чистый лист бумаги. Потом подвинул перо и чернильницу и сказал:
— До сих пор ты как-то обходился весьма ограниченным набором слов древнего языка. Я не думаю, что кто-то из нас знает все его слова, но тебе просто необходимо расширить свои знания в этой области. И для начала познакомиться с грамматической структурой древнего языка, чтобы не погубить себя или кого-то другого, всего лишь неправильно поместив сказуемое или совершив еще какую-либо подобную ошибку. Я отнюдь не жду, что ты станешь говорить на нашем языке, как настоящий эльф — на это тебе потребовалась бы целая жизнь, — но все же надеюсь, что ты добьешься относительно свободного его восприятия и использования. То есть ты станешь говорить на нем не задумываясь.
Кроме того, ты, разумеется, должен научиться читать и писать на нем. Это не только поможет тебе лучше запоминать слова, но, самое главное, понадобится при составлении достаточно длинных и сложных заклинаний, когда не стоит доверять собственной памяти или когда захочется прочесть чужую запись и воспользоваться ею.
Для древнего языка каждый народ придумал свою собственную форму письменности. Гномы используют рунический алфавит, так же поступают и люди. Но это всего лишь паллиатив; руническое письмо не в состоянии передать истинные тонкости языка в отличие от нашей Лидуэн Кваэдхи, поэтической письменности. Лидуэн Кваэдхи не только на редкость изящна и элегантна, она еще и весьма точна. Ее ядро составляют сорок две основные формы, которые путем перемены составляющих могут соединяться в почти бесконечный ряд иероглифических символов, представляющих собой как отдельные слова, так и целые фразы. У тебя на кольце изображен один из таких иероглифов. А на Зарроке — другой… Итак, начнем: каковы основные гласные звуки древнего языка?
— Что?
Полное отсутствие у Эрагона каких бы то ни было представлений не только об основах древнего языка, но и о грамматике вообще вскоре стало совершенно очевидным. Когда они путешествовали с Бромом, старый сказитель сосредоточил все свои усилия на том, чтобы Эрагон просто запомнил определенное количество слов, совершенно необходимых для выживания в определенных обстоятельствах. Он также научил его более или менее правильно произносить эти слова. Остальное же осталось для Эрагона тайной за семью печатями. Но, даже если подобное невежество юного Всадника и огорчало Оромиса, а может быть, и раздражало его, эльф ни словом, ни поступком не проявил этого, напротив, он упорно старался залатать любую прореху в знаниях своего подопечного.
Посреди урока Эрагон вдруг заметил:
— Мне никогда не требовалось слишком много слов, чтобы составить заклинание. Бром говорил, что это определенный дар — если я могу сделать так много с помощью одного лишь слова «брисингр». По-моему, самое большое количество слов мне пришлось использовать, когда я мысленно беседовал с Арьей, лежавшей в беспамятстве. Ну, и еще когда я благословлял ту сиротку в Фартхен Дуре.
— Ты благословил ребенка на древнем языке? — переспросил Оромис, неожиданно встревожившись. — А ты помнишь, какие именно слова ты употребил, благословляя его?
— Да, конечно.
— Повтори мне его.
Эрагон повторил, и на лице Оромиса появилось выражение истинного ужаса.
— Ты уверен, что использовал слово «скёлир»? — воскликнул он. — Может быть, «скёлиро»?
Эрагон нахмурился.
— Нет, «скёлир». А почему бы мне было его не использовать? «Скёлир» значит «защищенный», вот я и пожелал девочке быть защищенной от всяких невзгод. По-моему, это хорошее пожелание.
— Ты не благословил ее, а проклял! (Эрагону еще не доводилось ни одного эльфа видеть в таком волнении.) Прошедшее время у глаголов, заканчивающихся на «ир», образуется с помощью суффикса «о». «Защищенный» будет «скёлиро», а «скёлир» — это «щит, защита». Твое «благословение» означает примерно следующее: «Пусть сопутствуют тебе счастье и удача, так стань же щитом от всяких невзгод»! Вместо того чтобы защитить девочку от ударов судьбы, ты приговорил ее к постоянной жертвенности. Да-да, она станет той жертвой, которую другие принесут, дабы избавить себя от несчастий и страданий и жить спокойно!
Нет, это невозможно! Эрагону даже подумать об этом было страшно.
— Но ведь воздействие заклятия определяется не только смыслом слов, но и искренними намерениями того, кто его произносит. А я не имел ни малейшего намерения вредить…
— Нельзя противоречить внутренней природе слова. Исказить ее можно. Можно придать ей иной оттенок или направленность. Но невозможно полностью изменить значение слова, применить его в противоположном контексте. — Оромис крепко переплел пальцы, сдерживая волнение, и уставился в столешницу; его поджатые губы превратились в одну бесцветную тонкую линию. — Я, пожалуй, готов поверить, что ты действительно не имел намерения никому вредить, иначе я немедленно отказался бы учить тебя дальше. Если ты благословил ее от чистого сердца, желая ей добра, тогда, возможно, вреда будет куда меньше, чем я полагаю; впрочем, его в любом случае окажется вполне достаточно, чтобы послужить основой для таких бед, каких мы с тобой даже и представить себе не можем. Бедная девочка!
Эрагон похолодел от ужаса, судорожно пытаясь вспомнить, что еще происходило в тот злосчастный день.
— Может быть, это и не исправит моей ошибки, — сказал он вдруг, — но ведь и Сапфира благословила девочку, оставив у нее на лбу такой же знак, что и у меня на ладони: гедвёй
