слишком привлекательная внешность: широкие всклокоченные брови, торчавшие над глазами, как два холма, и толстые, бледные, как вареная картошка, губы. Насуада, впрочем, прекрасно понимала, что отталкивающая внешность еще ни о чем не говорит. Тем более что речь коренастого коротышки отличалась умом и язвительностью, как у придворного шута.
Единственной приметной чертой второго жалобщика была его бледная кожа, которая не желала темнеть даже под безжалостным солнцем Сурды, хотя вардены пробыли в Абероне уже несколько месяцев. Насуада догадалась, что он родом из самых северных провинций Империи. В руках светлокожий мужчина держал вязаную шапчонку, которую то и дело скручивал жгутом.
— Первым говори ты, — указала на него Насуада. — Итак, сколько кур он снова у тебя украл?
— Тринадцать, госпожа моя.
Насуада повернулась ко второму, безобразному мужчине:
— Несчастливое число! Тем более для тебя, мастер Гэмбл. Ты виновен в краже и в уничтожении чужой собственности без предоставления соответствующей компенсации.
— Я никогда этого и не отрицал.
— Интересно, как это ты умудрился съесть тринадцать кур за четыре дня! Ты, вообще, бываешь когда-нибудь сыт, мастер Гэмбл?
Он весело ей улыбнулся и поскреб щетину на лице жуткими, давно не стриженными ногтями с таким скрежетом, что Насуада с трудом удержалась, чтобы не попросить его перестать.
— Не подумай, что я хочу показаться непочтительным, госпожа моя, но для меня наесться досыта — не такая уж большая проблема, если бы ты велела кормить нас как следует. Работа у меня тяжелая, и мне нужно хотя бы немного мяса после того, как я полдня киркой в каменоломне махаю. Честное слово, я очень старался противостоять искушению, но за три недели мы ни разу не ели досыта. А кругом полно жирненьких коз да овечек; у фермеров куры по двору бегают, да только фермеры-то ни за что с тобой не поделятся, даже если с голоду подыхать будешь… Что ж, сознаюсь: голод меня и доконал. Я не больно-то умею ему сопротивляться. Я люблю, когда еды много и она горячая. И право же, я далеко не один такой! Многие из наших голодными ходят.
«В том-то все и дело! — думала Насуада. — Вардены оказались не в состоянии прокормить себя. Хотя Оррин, правитель Сурды, и открыл для них двери своей сокровищницы, но отказался последовать примеру Гальбаторикса, привыкшего отнимать все у жителей тех селений, через которые вел свои войска, и не платить им за это ни гроша. Очень благородно с его стороны, только мне от этого не легче», — мрачно размышляла Насуада, понимая, что и сама не смогла бы поступить иначе.
— Я понимаю, что привело тебя к воровству, мастер Гэмбл, — сказала она. — Однако же, хоть орден варденов и не является государством и не подчиняется ни одному из правителей, это отнюдь не означает, что кому-то из нас позволено преступать законы, установленные моими славными предшественниками. Равно как и законы, действующие в Сурде. А потому я приказываю тебе уплатить по одной медной монете за каждую курицу, которую ты украл.
Гэмбл удивил ее тем, что без малейших протестов склонил голову и сказал:
— Как тебе будет угодно, госпожа моя.
— Что значит «по одной медной монете»? — возмутился его бледнолицый оппонент, еще сильнее скрутив свою вязаную шапчонку. — Это несправедливая цена! Если б я этих кур на рынке продал, мне б за них…
Больше Насуада сдерживаться не могла:
— Да, я знаю: на рынке ты, разумеется, выручил бы больше! Но знаю я и то, что мастер Гэмбл не в состоянии уплатить тебе полную цену. Я знаю это потому, что именно я плачу ему за работу! Как и тебе, впрочем. Ты, видно, забыл, что если я решу попросту отобрать у тебя всю птицу в пользу варденов, ты даже и по медяку за цыпленка не получишь! И тебе придется с этим смириться. Ты хорошо меня понимаешь?
— Но ведь нельзя же, чтобы он…
— Так ты меня понял или нет?
Бледнолицый варден умолк, опустил голову и еле слышно пробормотал:
— Да, госпожа моя.
— Вот и отлично. Можете идти, оба. Торжествующе усмехнувшись, Гэмбл с восхищением глянул на Насуаду, коснулся пальцами лба и низко ей поклонился, а потом, пятясь, двинулся к дверям. Следом за ним вышел и его бледнолицый противник, явно не довольный подобным исходом дела.
— И вы тоже идите, — велела Насуада стражникам, стоявшим у двери.
Оставшись одна, она горестно поникла в кресле и с тяжким вздохом принялась обмахиваться веером, чтобы осушить капли пота, выступившие у нее на лбу. Постоянная жара отнимала у нее силы, даже самые легкие дела делая трудновыполнимыми.
Насуада, правда, не без оснований считала, что и зимой чувствовала бы себя усталой: она не ожидала, что ей придется столкнуться с таким количеством трудностей. Она неплохо знала устройство ордена и благодаря отцу была знакома со всеми его делами, и тем не менее потребовалось куда больше усилий, чем она предполагала, чтобы перевести всех варденов из Фартхен Дура через Беорские горы и устроить их в Абероне. Ей страшно было даже вспоминать о столь долгом и тяжком путешествии в седле. А уж подготовка к отправке из Фартхен Дура и вовсе казалась ей страшным сном. Не менее сложным оказалось и внедрение варденов в новую обстановку. При этом приходилось готовить их и к грядущей войне с Империей! У Насуады по минутам были расписаны все дни, но времени катастрофически не хватало. Она чувствовала, что не в силах одна справиться с решением многочисленных проблем.
Она бросила веер на стол и позвонила своей горничной Фарике. Знамя, висевшее справа от ее рабочего стола, чуть шевельнулось, когда из потайной дверцы в стене выскользнула Фарика и, учтиво опустив глаза, встала рядом со своей госпожой.
— Еще кто-нибудь просился ко мне? — спросила Насуада.
— Нет, госпожа.
Насуада с трудом сдержала вздох облегчения. Раз в неделю она открывала двери своей приемной для разрешения всех споров и сложностей, возникавших меж варденами. Любой, кто чувствовал, что с ним обошлись несправедливо, мог испросить у нее аудиенции и потребовать суда над обидчиком. Увы, она пошла на это, совершенно не представляя себе, сколь трудна и неблагодарна эта работа! Теперь она часто вспоминала слова отца, которые тот почти всегда произносил после очередных переговоров с Хротгаром: «Хороший компромисс всех оставляет рассерженными». И, похоже, был абсолютно прав.
— Ты знаешь, — сказала Насуада Фарике, — я хочу отправить этого Гэмбла на другую работу. Ты бы подыскала ему такое занятие, где пригодился бы его острый язык. Он у него хорошо подвешен. Мне надоело разбирать его кражи — пусть на новом месте он хоть ест досыта.
Фарика кивнула, подошла к столу и записала поручение своей госпожи на куске пергамента. Она была отличным секретарем и давно уже стала для Наусады просто незаменимой.
— Где мне его искать? — спросила она.
— В каменоломнях. Он — каменотес.
— Я все сделаю, госпожа. Да, пока вы принимали посетителей, король Оррин спрашивал, не присоединитесь ли вы к нему потом. Он будет в лаборатории.
— Интересно, что он еще придумал, — пробормотала Насуада. Она протерла руки и шею лавандовой водой, поправила прическу, глядясь в зеркало из полированного серебра, подаренное ей Оррином, слегка одернула рукава платья и, вполне довольная своей Внешностью, легкой походкой быстро вышла из кабинета в сопровождении Фарики.
Здесь, на юге, солнце светило так ярко, что дополнительного освещения в замке Борромео не требовалось, зато и жара в его комнатах стояла нестерпимая. В полосах солнечного
