проходили сквозь плоть, ломая кости, так что кровь брызгала во все стороны.
Зелёное пламя заплясало и на крышке второго саркофага – если верить изображениям на его боках, там покоился шестирукий великан. Крылатая тварь тем временем уже почти полностью высвободилась, окровавленными саблями когтей вцепилась в потолок, и по камню зазмеились трещины.
Рыся гибкой молнией проскользнула меж лап крылатого монстра, увернулась от поднимающихся из обломков второго саркофага разом шести исполинских рук, перевернулась в воздухе, изготовившись к атаке, – и прямо перед ней из ничего вспухла зеленовато-призрачная преграда, купол, накрывший развалившуюся каменную гробницу. Драконье пламя скатилось с неё дымными струями, не причинив ущерба.
Выстроившиеся плотной фалангой поури медленно наступали, Фесс заметил разматываемые в задних рядах сети и арканы. Карликов трясло при виде пары ворочающихся монстров, уродливые лица поури покрывал пот, однако власть Ишхар оказалась сильнее страха.
Зелёный защитный купол погас – в нём более не было нужды. Шестирукий гигант, выпрямившись, упёрся в каменные своды безволосой башкой, более всего напоминавшей небольшой бочонок. Ни он, ни крылатая бестия не обращали на живых более никакого внимания. Великан взялся всеми шестью руками за чёрный саркофаг Эвенгара. Крылатый страж с третьего-четвёртого удара пробил свод.
Да они ж просто собираются утащить саркофаг, смятенно подумал некромант. Не хватило сил разорвать цепи смерти, сковавшие Эвенгара, погибли все салладорские чародеи, но монстры ещё связаны пробудившим их заклинанием, оно продержится недолго, но доставить страшный груз неведомым «получателям» чудовища успеют. И это, несомненно, тоже предвидел проклятый Салладорец. Кто знает, сколько его птенцов уцелело в действительности, сколько гнёзд может таиться в Эргри или же в заброшенных городах-приисках вдоль Восточной стены? А может, и незабвенная Старшая с остатками знакомого некроманту гнезда вновь появится на сцене?
Руны на третьем саркофаге тоже налились гнилостным болотным светом, и только тогда Фесс вышел из оцепенения. Третий зверь. Чтобы прикрыть отступление?
Вокруг было предостаточно Силы. Умирающие салладорцы, умирающие поури, грозная мощь, растекающаяся от освободившихся монстров.
И когда крышка третьего саркофага лопнула и коричневая голова исполина-дуотта стала подниматься из облака каменной пыли – Фесс нанёс ответный удар. Он повторял то самое заклятье, что некогда спасло его, Прадда и Сугутора в Арвесте, только сильнее, потому что вокруг умирало куда больше живых существ. Они расставались с жизнью тяжело, особенно салладорцы, потому что зазубренные клинки поури словно специально рассчитаны были на то, чтобы доставить максимум мучений.
Некромант – тот, кто дает и отнимает. Сейчас Фессу надо было отобрать жизнь – или, вернее, ее подобие – у тех, кого древние заклинания Салладорца вырвали из вечного сна. А тем временем крылатый страж и шестирукий великан, не обращая внимания на подступающих поури, деловито примерялись к саркофагу Салладорца. Крепившие его цепи успели перепилить ещё салладорские маги, так что теперь двум чудовищам оставалось только взяться поудобнее. Крылатая бестия успела пробить в потолке широкую дыру, в пролом сыпались струйки песка, и это было странно – склеп находился достаточно глубоко под землёй, массы грунта должны были обрушиться вниз, однако этого не происходило – тварям словно какое- то чародейство открыло дорогу наверх.
Дуотт стряхнул с себя обломки каменного саркофага. Поднялся, упираясь уродливой головой в свод подземелья. И, злорадно ухмыляясь змеиной пастью, двинулся прямо на строй поури.
– Рыся, назад! – гаркнул Фесс, и на сей раз упрямая драконица послушалась. Салладорец каким-то образом не только проведал о Хранителях Кристаллов, он ещё и подобрал соответствующую защитную магию, хотя это казалось невозможным – ведь драконов в Эвиале не знали.
Что ж, посмотрим, предусмотрел ли он появление мага Долины…
Заклинание некроманта выстраивалось само собой, жестокое и свирепое. Наверное, такими и должны быть чары настоящего волшебника, сделавшего Смерть своим ремеслом. Наверное, «правильный» некромант – это бездушная машина, голый расчёт; такой некромант не позволяет себе никаких сантиментов и вообще каких-либо человеческих чувств, поставив превыше всего достижение избранной цели – защищать других, жертвуя при этом собственной душой, отказываясь от любви, дружбы и вообще каких-либо привязанностей.
Но, с другой стороны, именно эти слабости до сих пор не сделали его, Фесса, истинным Разрушителем. Именно они давали ему шанс в конце концов добраться до Сущности и покончить с нею. Кровоточащие незаживающие раны души – умирающий на столбе Эбенезер, мёртвые (впрочем, мёртвые ли?) Рысь, Прадд, Сугутор – они постоянно стояли за плечом некроманта. Незримые, они охраняли его от страшного погибельного соблазна – принять условия Сущности, стать Разрушителем не на словах, а на деле, покончить со всеми «конкурентами» типа преподобного Этлау и воплотить наконец в жизнь ту «великую трансформу», о которой толковал ему гениальный безумец по имени Эвенгар Салладорский.
Если б использованное Фессом заклятье сделалось видимым, Рыся и поури рассмотрели бы сотни призрачно-серых змеек, поднимающихся над окровавленными и изуродованными телами тяжелораненых, тех, кого, быть может, ещё сумели б спасти опытные маги-медикусы. Уже умершие не годились – их жизненная сила ушла, она растрачена; некромант может воспользоваться только умирающими, фактически он добивает их. В Скавеле Фесс мог прибегнуть к кошачьему гримуару. Сейчас у него не осталось иного выхода.
…Серые змейки ползли, извиваясь всё быстрее и быстрее, и опытный глаз уловил бы в их движениях биение медленно затухающих сердец. Змейки сливались друг с другом, становились длиннее и толще, раскрылись пасти, усеянные острыми и мелкими, совсем не змеиными зубами. Сотни, тысячи гибких серых тел набросились со всех сторон на трёх воскресших монстров, и те, взревев, были вынуждены схватиться с ними не на живот, а на смерть.
Разумеется, змейки эти существовали только в призрачном магическом пространстве, и сам некромант видел их считаные мгновения, пока боль от отката не накрыла его кровавой лавиной.
Поури и Рыся ничего не видели – лишь то, что и крылатый страж, и шестирукий великан, и гигантский дуотт закрутились на месте, срывая с себя что-то невидимое, словно люди, на которых со всех сторон ползут кусачие муравьи. Покидающая умирающих «эссенция жизни», по определению Салладорца, в ярости бросилась на тех, кто пришёл из Серых Пределов, движимый полной её противоположностью – НЕ-жизнью, бездушной и слепой магией того же рода, что заставляет пылать звёзды и двигаться по предначертанным им путям планеты. Этой силе всё равно, что заставлять перемещаться. Она – Перводвигатель, таково её предназначение, и она не отвечает за деяния тех, кто направил её бег сквозь давным-давно неживые тела трёх древних монстров.
Но и Эвенгар знал, что делал, когда – тоже давным-давно – накладывал соответствующие чары. И вершители его воли – салладорские чародеи – годились не только на то, чтобы привораживать дурнушкам пригожих женишков. Собственная магия трёх бестий тоже выступила на их защиту; Фесс, несмотря на боль отката, ощутил, как трещит и рвётся ткань его заклинания, что поток уходящей жизни с трудом цепляет оживляющие монстров чары, не в силах смыть магическую «грязь», щедро оставленную искусным и злобным разумом.
И тем не менее Фесс держал заклятье. Держал, пропуская его через себя, сквозь то таинственное, что делает человека магом, что есть от рождения у всех чувствующих сознаний, но развито только у чародеев. Монстры упорно цеплялись за свою НЕ-жизнь, они не хотели отправляться обратно в Серые Пределы, любое бытие, сколь угодно бессмысленное, они предпочитали НЕ-бытию.
Серые змеи вгрызались в их тела, заставляя целые пласты их плоти стремительно стареть, покрываться гниющими язвами и кусками опадать с костей, однако на возникающие раны и язвы со всех сторон, словно волны, наползало свежее серое «мясо», бугрящееся, источающее зловонный пар.
Рыся-драконица расправила крылья, оттолкнулась, прыгнула.
Поури без колебаний, с жутким рёвом бросились следом за Ишхар. Заработали пики и алебарды, шипастые цепни и секиры, иззубренные лезвия впились в кажущиеся неуязвимыми тела древних исполинов. Сперва те обратили на это внимания не больше, чем какой-нибудь путник на одинокого комара, но таких «комаров» становилось всё больше, и вот гигантов уже облепил целый рой. Вылезший последним великан-дуотт, похоже, оказался самым слабым – у него вдруг подломились ноги, и он тяжело рухнул,
