ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К
Саша пытался вспомнить, открыл он, уходя, форточку или нет. Одно дело - выкурить первую утреннюю сигарету в свежепроветренном помещении и совсем другое - в душной общажной каморке. Кажется, открыл. Значит, с первой сигаретой можно и до дома потерпеть.
Саша вошел в общагу точнехонько в тот момент, когда в стеклянной будке зазвонил телефон. Вахтерша, нахмурившись, послушала несколько секунд, потом сурово пихнула трубку Саше:
- Мать твоя.
- Сашенька! - как ни в чем не бывало защебетала мать. - Ты нам завтра поможешь вещи с дачи везти?
Я уже с машиной договорилась, на восемь утра, от нашего дома. А, сыночек?
Вахтерша с туповатым любопытством наблюдала, как шевелит губами Самойлов, беззвучно понося мать. Вслух он лишь скрипнул зубами, спокойно и раздельно сказал:
- Ма-ма, ты же прекрасно знаешь, что я завтра - на вахте. Почему ты договариваешься насчет своей проклятой машины, не поговорив со мной?
- Ох, сыночек, я что, опять все перепутала? И ведь считала, считала… Что ж теперь делать? Мне больше машину не дадут. Я и так еле выпросила… - В трубке послышался тяжелый вздох. Может, даже слишком тяжелый, но иначе бы и Саша не услышал.
- Хорошо, мама, я отпрошусь. - Саша произнес это, глядя прямо в глаза ядовито улыбавшейся вахтерше. 'А что я? - говорил ее взгляд. - Вы общим телефоном пользуетесь? Пользуетесь. Почему это я должна делать вид, что ничего не слышу? Давай, давай, голуба, разговаривай'. Всех общажных рыбфлотовцев эта вахтерша, непонятно с чего, ненавидела лютой ненавистью. При этом сын ее тоже ходил на рыболовном судне. Саша знал немного этого мелкого подленького типа, которого сильно подозревали в стукачестве и даже несколько раз за это били.
- Ладно, мама, до свидания. Я вечером еще позвоню.
- Хорошо, сыночек, позвони. А хочешь, ужинать приезжай. У нас и переночуешь. А потом все и поедем?
- Посмотрим. Я позвоню. - Саша, не дожидаясь продолжения, бросил трубку. - Спасибо! - рявкнул он вахтерше.
- Не за что, милый, не за что. Только вот трубочки не надо так кидать, меня не волнует, как ты там поговорил, да с кем ты поговорил. А аппарат - казенный, один на все общежитие…
Саша, естественно, не стал слушать эту лекцию, ушел к себе, закурив уже в коридоре. Вот сейчас все брошу и ночевать туда поеду. Мать обязательно на ночь накормит какими-нибудь извращенно жирными блинами, спать его положат на раскладушке в так называемой гостиной - страшно душной и тесной комнате, заставленной вещами. Последний прямоугольник свободного пространства как раз и заняли бабушкины напольные вазы. Которые смотрятся в хрущевской 'распашонке', как Медный всадник на этажерке. А разговоры! До полуночи, не меньше, будут трендеть в два голоса. Все обскажут-обмусолят. Саша содрогнулся при мысли, чего и сколько при этом достанется Лене и ее родителям. Да-а, вот что называется - тесен мир! И парадокса-ален, сказала бы с французским картавым 'р' бабушка Оксана. Негодяй и квартирный вор (не в смысле - ворующий ИЗ квартир, наоборот - ворующий КВАРТИРЫ!) Поплавский оказался волшебником и спасителем Юрия Адольфовича Бляхмана. Вот ведь история. Да-а.
Форточка и правда оказалась открытой. Но существенного улучшения состояния воздуха в комнате почему-то не замечалось. Да и понятно: район у нас - промышленный, одни трубы торчат, причем каждая норовит что-нибудь особо пакостное из себя выдать. Так что процесс проветривания - чистая формальность. А на самом деле это просто добавление ко внутренней вони еще и внешних ароматов. Вот сегодня, например, 'Красный треугольник' вовсю старается - план по галошам срочно выполняют, что ли? - такой дымина из трубы валит… Ох, загадили город, ох, загадили. Привести бы всех к порядку, но как?
В башке опять что-то качнулось, перед глазами встал огромный снятый с колес рефрижератор с Надписью по борту черными буквами:
СБРОС ФЕКАЛИЙ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
Что-что-что? Там ведь еще и подпись была: 'ВД'. Господи, откуда этот бред?
Лена открыла Саше дверь, сделала большие глаза и быстро мотнула головой: заходи скорей, не разговаривай. На кухне были слышны негромкие голоса Юлии Марковны и Юрия Адольфовича.
- Ссорятся, - тихо пояснила Лена, уводя Сашу в гостиную.
- Из-за меня? - на всякий случай спросил жених.
- Нет. Из-за папиной работы.
Саша покорно сел на диван и стал наблюдать, как Лена гладит отцовские рубашки. То, что происходило сейчас на кухне, в Сашином сознании никак не ассоциировалось со ссорой. У них в доме, когда еще был жив отец, да и позже, при отчиме, ссоры выглядели иначе. По крайней мере на два порядка громче.
Лена ловко действовала утюгом. Саша, в силу своей профессии искушенный в технике, с ходу определил, что утюг в семье Бляхманов приходился Лене по меньшей мере ровесником.
- Ну, как тут? - тихо спросил Саша, имея в виду вчерашний инцидент.
Лена быстро состроила емкую гримаску, означавшую: так себе, не очень приятно, но ничего страшного. Господи, какая же она милая, в очередной раз подивился Саша и, успокоенный, откинулся на спинку дивана. Ему захотелось тут же, немедленно сказать что-нибудь очень хорошее и приятное в адрес Лениных родителей,
- Слушай, - все так же тихо спросил он, - а отец твой, он всегда носит рубашки с длинными рукавами?
Это Саша подметил еще летом, когда они с Леной пару раз навещали Бляхманов на даче в Солнечном.
- Ну да, - Лена несколько раз кивнула и сразу же быстрым движением убрала за ухо выбившуюся прядь волос. - Ты же знаешь, он очень стесняется… своих рук.
- Ага… - Саша немного помолчал. Глупый вопрос, конечно. - Понимаю. Я вот тоже… - Стоп, приятель. Что - тоже? Что ты собирался сказать? Саше показалось, диван, на котором он сидел, слегка покачнулся. Ты, кажется, собирался рассказать о своей правой руке? О жутких шрамах на ней, о которых никому нельзя было рассказывать? Каких, каких шрамах? Не было у меня отродясь никаких шрамов на руке! Как же так? А
