те дни немалое смятение. Дух Тай Ди Сяня, который жил в его разуме, не являясь между тем хозяином, но как бы скорее гостем, проявлял большое беспокойство. Он вовсе не радовался тому, что Лю Дэань стал таким известным в Империи. Он, как и всегда, мечтал творить свои добрые деяния втайне. Он беседовал с господином Лю и говорил ему: «Люди, которые гонятся за выгодой и славой, только губят себя. Ведь получить высокий титул – все равно что с закрытыми глазами броситься в объятия тигра. А принять чьи- либо благодеяния не лучше, чем положить змею в собственный рукав». Но молодой Лю Дэань был вовсе не таков, чтобы прозябать в безвестности за южными горами. «Уймись, беспокойный Дух, – говорил он. – Ветер еще не подул, а тебе уже дождь мерещится. Что толку прятать в рукаве свой чудесный дар, если я могу осчастливить тысячи людей?! А богатство и высокие должности это лишь ограда, которая защитит мой благодетельный дар от посягательства завистников». Тай Ди Сянь не соглашался с ним, но не мог ничего поделать, потому что был только Духом. Так и вступил Лю Дэань в императорский дворец – не побежденный ни людьми, ни Духом, во всем своем величии смиренной, непревзойденной мудрости.
Что толку описывать прием высочайшего правителя? Недостойный язык не в силах выразить того великолепия, что открылось глазам потрясенного доктора Лю. Доброта и величие Юй-ди, Нефритового Императора, справедливость и строгость Шан-ди, Небесного Императора, и прозорливость Хуан-ди, Желтого Императора, соединились в немеркнущем Императоре Поднебесной! Восседает он на ложе девяти драконов, обтянутом узорной парчой. Взор его вдаль устремлен, повелительный и грозный. Желтый халат расшит красными драконами, пояс божественным нефритом украшен. С навеса императорской шапки свисают впереди двенадцать шнуров с нефритовыми шариками. Держит он в руке белую дщицу в золотой оправе. Чиновники его окружают, превосходящие всех смертных талантами. Они в стихосложении себе равных не знают, в живописании и каллиграфии искусны, постигли премудрости всех Трех Учений, «девять течений» досконально изучили. Драгоценные опахала навевают в Золотой зале благодатный аромат сандала. Жемчужный занавес колышется, взвиваясь к расписной балке потолка. И тысячи лет не хватит, чтобы описать великолепие божественного Сына Неба!
Смиренный доктор Лю, не смея поднять глаз, приблизился к красным ступеням, воздев руки, совершил пять коленопреклонений, трижды коснулся лбом пола и с благоговейным трепетом поднес владыке свое скромное прошение.
И божественный Император был так милостив, что сам заговорил с ничтожным лекарем. Он даже пригласил его на трапезу и беседовал о великом учении Конфуция, о тайнах врачебного искусства и законах Небес. Более того, он пожелал убедиться во врачебном искусстве Лю, и господин Лю сразу же вылечил его от разлития желчи, коим государь страдал уже много лет. Немеркнущий владыка был в восторге от волшебного дара господина Лю и пожаловал его богатыми подарками.
Нечего и говорить, что после этого господин Лю без особого труда сдал государственные экзамены и стал высоким сановником. Причем владыка издал особый указ, по которому Лю Дэань мог исцелять только членов императорской семьи и самых высокопоставленных чиновников, да и то только по особому разрешению всемилостивого Императора...
– Все, хватит! – Демид отложил рукопись. – Голова уже кругом идет от великих деяний господина Лю!
Дема встал и подошел к окну. Первый снег падал на город и тут же таял. Бледные кляксы незрелых снежных хлопьев прилеплялись к стеклу, вылетая из наружного мрака, и сползали вниз бесцветными водяными дорожками.
– Пожалуй, этого я Леке не покажу. – Демид скомкал лист и щелкнул зажигалкой. – Колодец Черного Глаза... Это я оставлю для себя. Хотя этого мало. Слишком мало! Мятежник, почему ты не спешишь? Ты так уверен в своей победе?
Глава 10
День был убийственно холодным. Собственно говоря, день так и не наступил – серые сумерки проглотили его и переварили в своей бесцветной утробе. Сумерки – призрачные, как туман, разжиженные унылыми бесконечными каплями дождя, растворили утро и день и незаметно перешли в вечер. Чья-то рука на небе медленно повернула ручку настройки, и дома, и улицы, и деревья, и люди, бывшие серыми, просто серыми безо всяких оттенков, стали черно-желтыми – окрасились в цвета ночи и фонарей. Водяная пыль, висящая в воздухе, окружала колеблющимися ореолами уличные лампы. Лека задернула занавеску и отвернулась от окна.
«Промозглый холод, – подумала она. – Промозглый – очень подходящее слово. Сырость проникает до мозга костей, она вымывает все мысли и желания. И снаружи, и внутри тебя – какая-то бессмысленная слякоть, зыбкая, как кисель, забытый в холодильнике...»
Заведение, в котором они сидели, было довольно уютным. Во всяком случае, оно надежно защищало от мерзости, царившей на улице. Холод скребся в стекла, но не мог ворваться внутрь. В кафе было ровно восемь столиков – и над каждым на длинном шнуре свисала бронзовая лампа, бросая светлый круг на скатерть. Стойки бара почему-то не было, зато имелось окошечко, отделанное мореным дубом, в которое можно было заглянуть и увидеть, как повар, он же бармен, ловко орудует лопаткой, обжаривая колбаски в кипящем масле.
Дик пригласил сегодня Леку на прогулку. И она, конечно, согласилась. Это было так не похоже на него. Во-первых, Дик не любил гулять. Во-вторых, Дик не любил гулять с Лекой. Собственно говоря, это не было признаком плохого отношения именно к Леке. Просто этому негодяю было жалко времени на «пустое времяпровождение». Обидно... В-третьих, в дождь Дик вообще не высовывался из дома. Если уж очень было нужно – ездил на машине. Кажется, у него и зонтика-то не было.
А в-четвертых, Дик не пил. Во всяком случае, Лека не видела, чтобы Дик получал от этого удовольствие. А теперь он цедил уже третью кружку пива, почти утонув носом в белой пене. «Бр-р-р! – Лека передернула плечами. – В такую холодрыгу пить пиво...»
Сама она заказала бокал горячего грога, с корицей, и с мускатом, и еще с какими-то там пахучими пряностями. От чашки ее шел ароматный пар, и Лека наконец-то почувствовала, что согревается. Вот только в самой серединке чашки подло плавал большой кружок, вырезанный из яблока. Он мешал отхлебывать, ложечки почему-то не дали, а вставать и идти за ложкой Леке было лень. Помаявшись минут пять, Лека бесцеремонно выудила яблоко пальцами и кинула его в пепельницу. Бородатый парень за соседним столиком при этом хихикнул, подмигнул ей и показал большой палец. Лека отвернулась от этого приставалы. Он выглядел довольно неопрятно, а кроме того, имел весьма внушительный живот. А толстых Лека не любила.
Их было пятеро – за соседним столом. Двое парней и три девчонки. Беглого взгляда на эту компанию хватило, чтобы определить их как «байкеров». То есть, говоря по-нашему, мотоциклистов. Тех, что гоняют по ночному городу на «Хондах» и «Сузуки» и мечтают о настоящем «Харлее», пусть даже допотопном и дымящем, как керосинка. Они дают себе звериные клички и считают себя самыми крутыми парнями в округе. Оба мужика были в косынках и бородах, кожаных штанах и куртках, оснащенных таким количеством «молний», что казалось – расстегни их все, и одежда развалится на маленькие черные кусочки. Девицы хихикали, и Лека не могла сказать про них ничего определенного, кроме того, что это девицы сидят с байкерами и хихикают.
Вначале они вели себя довольно тихо. Но по мере того как пиво вливалось в их бездонные желудки, они чувствовали все больший прилив энергии. Они искали взглядами кого-нибудь, к кому можно было бы прицепиться. Демид в качестве объекта для приставаний был малопригоден – с его разбитыми красными руками, обшарпанной физиономией и отстраненным взглядом, устремленным в кружку. А вот Лека вызывала у толстяка определенный интерес. Он бросал на нее плотоядные взгляды, пока она, потихоньку двигаясь вместе со стулом, не повернулась к нему спиной.
Честно говоря, ей было скучно.
– Дем, а Дем?
– Ну? – Демид поднял глаза, словно в первый раз вспомнив о существовании своей подружки.
– Почему ты притащил меня сюда? Тут нечего делать. Совершенно нечего!
