мне навстречу… Навстречу-у-у-у…
Ну, словно и впрямь в городском парке! Беспечный такой прохожий в небольшом – чуть-чуть – подпитии. Выходной день – пошел в парк, купил в буфете пива на честно заначенный от жены рубль, выпил, идет теперь, напевает: «Я люблю-у-у тебя, жи-и-изнь, и надеюсь, что это взаимно…» Ни забот в этот день, ни хлопот, ну, разве что сообразить на троих с дружками… Эх, хорошо в стране советской жить!
Вот именно такое впечатление почему-то произвел на Баурджина поющий в лесу незнакомец. Поющий и пока еще невидимый.
Песня становилась громче, шаги приближались. И вот уже на небольшую, поросшую невысокой травою полянку у кедра, где только что лежал Баурджин, вышел невысокого роста мужчина, молодой, смуглолицый, с характерно прищуренными глазами…
Алтансух вздрогнул, узнав…
И нойон едва успел прижать его рукою к земле:
– Тсс!
Он и сам чувствовал возбуждение, еще бы! Поющий незнакомец оказался не кем иным, как Барсэлуком, известным в некоторых кругах как Игдорж Собака.
Барсэлук!
Откуда он здесь взялся? Что ищет?
А, похоже, ничего не ищет – поет. Лемешев, мать ити… Артист погорелого театра оперы и балета. Сейчас еще арию Ленского затянет. «Я люблю вас, Ольга!» Или, это не Ленского ария, Онегина? Да, в общем, не суть… Оба-на! Улегся! Прямо на то самое место. Что же он, полежать сюда пришел? А наверняка – ждет кого-то! Ну да, дожидается. Вот встал, прошелся… Прислушался… Снова лег… Засвистел…
Баурджин вдруг почувствовал, как слабо задрожала земля. Кто-то ехал! Всадник…
Барсэлук тоже услышал приближающийся топот копыт и быстро вскочил на ноги. Однако больше никаких действий не совершал – не хватался ни за лук, ни за саблю. Видать, это ехал тот, которого лазутчик и ждал. Ну да…
Нойон удивленно хлопнул глазами, увидев наконец всадника – черную фигуру на вороном коне. Черный дээл, черные узкие штаны, черные гуталы. На голове – черный колпак до самых бровей, низ лица прикрывает широкая повязка, тоже, естественно, черная… Черный всадник… Черт побери… Черный Охотник!
– Какие новости, Кара-Мерген? – Барсэлук вежливо поздоровался первым. – Давно тебя жду.
– Ты все сделал, как я сказал? – вместо приветствия осведомился всадник.
Лазутчик поклонился:
– Да, повелитель. Джаджираты больше не собираются уходить – я убрал зачинщиков.
Кара-Мерген хмуро кивнул:
– Что слышно о наших врагах?
– Да пока ничего.
– Плохо работаешь, Игдорж! Не оправдываешь затраченные на тебя деньги.
Испуганно задрожав, Барсэлук упал на колени:
– О, не гневайся, повелитель, клянусь всеми богами, я…
– Я на тебя не гневаюсь, – Черный Охотник положил руку на эфес сабли, – лишь сообщаю – что есть. Много разных слухов ходит по кочевьям, много чего можно почерпнуть. Ты просто не хочешь.
– Я хочу, хочу, повелитель! Да, забыл сказать… – лазутчик улыбнулся. – Я встретил странных торговцев, тангутов. Внедрился к ним под видом проводника.
Баурджин навострил уши.
– Ну? – Кара-Мерген сверкнул глазами. Ох, и глаза у него были – черные, узкие, злые. А лицо – насколько мог видеть нойон – не смуглое, а скорее желтое. – Почему они показались тебе странными?
– Слишком настойчиво расспрашивали про Джамуху. Ехали на север, с товарами.
– Ты должен был их допросить, а затем убить. Почему не сделал?
– Дикая Оэлун… – Барсэлук скривился. – Эта разбойная девка появилась так не вовремя… Господин, я давно говорил, что ее нужно убить!
– Убить? – Всадник неожиданно разразился злым каркающим смехом. – Ты совсем сошел с ума, Игдорж! Если мы будем убивать всех разбойников – кто же тогда будет держать в страхе окрестные племена? И будут они жить в спокойствии и довольстве, перестанут жаловаться великому хану, надеяться на его помощь. Ты этого хочешь, Игдорж?
– О, господин…
– Значит, так… – Кара-Мерген немного помолчал и продолжил: – подозрительных торговцев отыскать и схватить.
– Но, повелитель, с ними уже расправились разбойники Оэлун!
– Тем лучше – значит, тебе меньше забот. Сейчас поедешь к Эрдэнэчимэгу – скоро курултай, великий хан Джамуха хочет, чтоб там были все.
– Но Эрдэнэчимэг собирается откочевать!
Черный Охотник нахмурился:
– Твоя забота, чтобы он этого не сделал. Потом поскачешь в кочевье Чэрэна Синие Усы. Этот, правда, никуда не собирается откочевывать, но тем не менее присмотр за ним нужен.
– Так за ними за всеми присмотр нужен! – расхрабрился Барсэлук. – А лучше бы взять заложников изо всех родов, и…
– Бабушке своей советуй! – надменно прервав его, Кара-Мерген повернул коня.
– О, господин, – снова взмолился лазутчик. – Хотелось бы… гм-гм… небольшое вспомоществование… Как и было обещано ранее.
– А, тебе нужно серебро? – обернувшись, всадник расхохотался. – Ладно, что я обещал – ты получишь. Скачи за мной.
– Но моя лошадь…
– Что? Ее у тебя украли?
– Нет… просто я оставил ее внизу, у реки.
– Ну, так поторапливайся, Игдорж! – с хриплым хохотом Кара-Мерген хлестнул коня плетью. – Если, конечно, хочешь получить свои сребреники.
– Бегу, бегу, повелитель…
В зелено-желтых лучах солнца сверкнул эфес сабли… странный эфес – длинный, с рукоятью, отделанной яшмой. Да и сабля в черных ножнах тоже была странная, и ножны… Черт возьми, да это же…
Баурджин вздрогнул.
…шин-гунто – или «новый военный меч» типа 94 – промышленно изготовляемый самурайский меч, носившийся офицерами японской императорской армии! Нагляделся Дубов в тридцать девятом на подобные мечи – уж никак не мог ошибиться.
Откуда такой у Кара-Мергена? И кажется, у кого-то из воинов Темучина Баурджин как-то тоже видел такой. Откуда?
А оттуда же, откуда появились части японского самолета у Алтан Зэва – нынешнего вассала Боорчу – из урочища Оргон-Чуулсу!
Да, и Гамильдэ-Ичен ведь именно там нашел когда-то пропеллер! Если имеется пропеллер, почему бы и не быть мечу? Там много чего есть, в урочище. Если прийти туда в сентябре-октябре – «в месяц седых трав», как написано в древних рукописях, то можно…
Впрочем, Баурджин ходил, и не раз. Особенно когда еще не родились дети. И без всякого эффекта. Ничего не нашел, никуда не проник, не то что в будущее, но даже и в развалившийся храм. А теперь и пытаться перестал – настолько врос в здешнюю жизнь: любимая жена, дети, друзья, приобретенное положение в обществе. Забывать уже начал прежнюю жизнь, которая лишь иногда прорывалась вдруг ностальгическими воспоминаниями… все реже.
– Гамильдэ! – перебил думы нойона Сухэ. – Надо бы его предупредить, а то еще встретится невзначай с Барсэлуком.
