Отцепить от мертвого врага ножны. Нет, лучше – в месте с поясом, так надежнее. Ух, хорошая сабля – вот это трофей! Секиру – за спину, пригодится. А вот теперь – пора к обрыву, посмотреть, как там да что?
Сняв с вражьего коня аркан, молодой нойон быстро побежал к обрыву, но не прямо, где березы, а гораздо правее, к кедровнику. Добежав, привязал аркан к кедру, спустив конец в пропасть. Да, здесь, в этом месте, обрыв был куда как глубже, раза, наверное, в два. Хватило бы длины аркана… и силы раненой руки Гамильдэ-Ичена!
Солнце уже высоко, пора бы появиться парню. Ага, вот он! Показался из-за валуна. Оглянулся. Посмотрел вверх.
Баурджин помахал рукой.
Кивнув, юноша ухватился за конец ременной петли, подтянулся…
Тяжело, тяжело лезет, медленно…
– Держись! Просто держись, – свесившись вниз, негромко бросил Баурджин и, поплевав на руки, ухватился за туго натянутый ременный канат, вытаскивая Гамильдэ-Ичена из пропасти, словно тяжелую, только что пойманную рыбину. Правда, многие монголы и все прочие языческие роды рыб не ловили, да и не мылись никогда, опасаясь вызвать гнев Небесных Богов, ведь реки – это их пути. Однако найманы и, скажем, часть кераитов – христиане – рыбкой при случае вовсе не брезговали – за что их очень не любили язычники. Впрочем, язычников – поклонников Черной веры Бон христианские роды тоже не очень-то жаловали, обидно обзывая «немытыми дикарями». У Баурджина же имелись друзья-приятели как среди христиан, так и среди язычников. Вот, Гамильдэ-Ичен, к примеру, был христианин, а Боорчу – давний собутыльник молодого нойона, умелый полководец и побратим главного хана Темучина – язычник. Как и сам хан. А вот Баурджин… Баурджин вообще ни в каких богов не верил – такое уж было воспитание. Правда, в последнее время больше склонялся к христианству, а вот раньше верил только в научно-технический прогресс и торжество марксистско-ленинских идей построения нового общества. Раньше…
Вытащив приятеля, Баурджин смотал аркан:
– Устал?
– Немного, – улыбнувшись, честно признался юноша. – Я оторвался от них у самого кряжа, как ты и говорил. Заматывал голову тряпкой. А дээл пришлось бросить, да и не жалко – холодно только.
Тощий Гамильдэ зябко повел плечами.
Баурджин махнул рукою:
– Дээл снимем с убитого. А лучше посмотрим в переметных сумах – это ж теперь наши трофеи. Заодно смотаем арканы – чтоб преследовавшие тебя юноши не смогли выбраться из ущелья.
– Да-а, – убрав рукой упавшую на глаза челку, протянул Гамильдэ-Ичен. – Долгонько им придется идти. Пожалуй, что и до самого Керулена!
– Ну уж, до Керулена, – молодой нойон усмехнулся, – но до озерка, пожалуй, дойдут. Километров десять.
– Что?
– Ничего. Долго говорю, идти.
Гамильдэ-Ичен прищурился:
– Вот опять ты произносишь непонятные слова, Баурджин-нойон! И никогда их не объясняешь, сколько ни проси. А мы ведь друзья, хоть ты и нойон, а я – простой воин.
– Ой, не прибедняйся, Гамильдэ! Десятник из юртаджи – не простой воин, – с усмешкой возразил Баурджин. – Считай, как сотник из простых войск. Бек!
– Ну, уж ты скажешь тоже – бек! – поднимаясь на ноги, юноша отмахнулся, но видно было – слова нойона ему приятны.
– А за сделанное нами дело, Гамильдэ, думаю, лично Темучин богато наградит нас!
– Ой, хорошо бы! – воспрянувший духом Гамильдэ-Ичен потер руки, но тут же тяжко вздохнул: – Боюсь только, он не сам нас награждать будет, а проведет приказом через хитрющего Хартамуза-черби – вот уж от него нам мало что достанется!
– Да уж, у Хартамуза-черби зимой снега не выпросишь. И правильно – завхоз должен быть экономным, а как же! Этак на всех ничего не напасешься… Постой-ка! – Баурджин вдруг осекся и подозрительно посмотрел на приятеля. – Это что у тебя за слова такие промелькнули – «проведет приказом»?
– Так – твои, нойон! – Юноша запрокинул голову и заливисто захохотал.
Баурджин тоже не сдержался, так что посмеялись вместе, на пару – правда, недолго. Некогда было, следовало поспешать до подхода основных сил погони – а где их сейчас черти носили – бог весть. Может, конники Кара-Мергена уже добрались до рощи?
– Не-а, не добрались, – по-детски беззаботно улыбнулся Гамильдэ-Ичен. – Мы б слышали. Да и зачем им? Ведь уже отряд в рощицу выслали. Скажи-ка лучше, мы-то куда сейчас?
– Мы? – Баурджин неожиданно засмеялся и показал пальцем на юг. – Туда! К Буир-Нуру.
– Но мы ведь, нам не совсем туда, нойон. Точнее даже сказать, совсем не туда!
– Верно. И кому придет в голову нас там искать? Игдоржу Собаке? Или Черному Охотнику – Кара- Мергену?
– И ему не придет, – убежденно отозвался юноша. – Ну разве что – спьяну.
Немного отдохнув, беглецы с осторожностью вывели лошадей из березовой рощи и, выехав обратно в долину, повернули на юг, к озеру Буир-Нур. По левую руку всадников голубели воды реки Халкин-Гол, по правую – тянулись синие сопки Баин-Цаганского плоскогорья. Халкин-Гол, Баин-Цаган, Буир-Нур… В мыслях Баурджина сразу же следом за этими географическими наименованиями шло имя Ивана Михайловича Ремезова, командира 149-го мотострелкового полка, в третьей роте которого, вторым номером пулеметного расчета в далеком тридцать девятом году начинал воинскую службу молодой красноармеец Иван Дубов – Баурджин из рода Олонга.
Глава 2
Дубов
В ночь на 24 июня 3-й батальон предпринял разведку боем, которой руководил майор Ремезов.
Японцы прилетели второй раз за день. Веером, сначала 96-е, затем новые, 97-е. Истребители. Пикировали на окопы, поливая свинцом укрывшуюся пехоту. С той стороны неширокой реки только что отмолотила японская артиллерия, поднимая над сопками черные земляные брызги. Дрожала земля.
Выглянув из окопа, красноармеец Иван Дубов, молодой парень с пшеничными волосами, выставив ручной пулемет почти вертикально, послал очередь в небо. Ну, мимо, конечно…
– Эх, так и уйдут, курвы! – выругался рядом один из бойцов.
– Не уйдут, – хрипловатым голосом успокоил усатый старшина. – Вон наши «Чаечки»! Ужо, дадут прикурить самураям!
Иван обернулся и увидел, как из-за облака, навстречу японцам, вылетела краснозвездная эскадрилия И-153 – силуэт этих юрких самолетиков с характерно изогнутым крылом трудно было спутать, потому они так и назывались – «Чайка».
– А вон и «Ишачки»! – Старшина показал рукой влево, где параллельным курсом с «Чайками» шли на супостата тупоносые, молодцеватые И-16.
Японские самолеты с красными кругами Ямато на крыльях испуганно заметались – в битве с И-16 им точно ничего хорошего не светило. Наши были и побыстрее, и «потолок» имели выше, да и вооружение получше – не только пулеметы, но и даже скорострельные авиационные пушки, пусть пока не на всех самолетах.
– Давай, давай. – Дубов помахал рукой стремительно пронесшимся над окопами нашим, с большим удовольствием глядя, как И-16 и «Чайки», сблизившись с супостатом, с ходу открыли огонь.
Завалившись на крыло, задымил, полетел к земле 197-й, взорвался, врезавшись в сопку – красиво, с красно-желтым огненным грибом. Так тебе и надо, самурай недорезанный! Дубов улыбнулся и погладил ствол пулемета.
Погода стояла отличная – вообще здесь, в Монголии, триста дней в году – солнечные. Курорт, да и
