в воздухе, секира ударила разбойника обухом в шлем. Шлем глухо звякнул, и вражина, словно сжатый серпом колос, рухнул наземь, к удивлению сражавшегося с ним воина.
– Хэй-гэй! – Нойон помахал рукой.
Воин хлопнул глазами:
– Улигерчи?!
Баурджин показал рукой на продолжающуюся схватку.
– Скорее к дубу! – воодушевленно закричал воин.
– Нет, постой, – придержал его нойон. – В лес! Пройдем во-он той кручей. Там засели лучники.
Сразу осознав всю опасность, грозившую соратникам после победного завершения схватки, воин кивнул и, сунув саблю в ножны, первым бросился к круче. За ним, оглядываясь, как бы не пустил стрелу какой-нибудь раненый черт, побежал Баурджин.
Вот и круча! Обрыв. Под ним журчит река. Камни. Узкий карниз, какие-то мелкие колючие кусточки…
Воин осторожно спустился на карниз и двинулся, прижимаясь спиной к обрыву. Нойон – следом. Только прижимался не спиной – грудью. И хорошо видел то, за что можно ухватиться, – углубления, кустики, торчащие камни и корни.
Идущий впереди вдруг споткнулся и начал съезжать вниз.
– Держись!
Ухватившись за корень, нойон протянул ему руку. Молодой парень. Кажется, один из помощников шамана. Ну да – голый разрисованный торс лоснился от пота. Левое плечо в крови – видать, уже досталось.
– Тихо! Не делай резких движений…
Пядь за пядью, Баурджин вытягивал воина так осторожно, как удаляют впившегося под кожу клеща. Чуть потянуть… переждать… потянуть… выждать…
Лишь бы только корни не подвели, не оборвались…
Да вроде бы не трещат.
Еще потянуть… Ага! Воин поставил ногу на карниз. Отдышался:
– Спасибо, улигерчи.
– Не за что!
Пройдя по карнизу, они выбрались на дальнюю сторону обрыва, к лесу. Переглянувшись, упали в траву, поползли и, добравшись до папоротников, осторожно подняли головы.
– Вон они, – кивая вперед, шепнул воин. – Лежат.
Лучников оказалось трое, все неподвижно застыли под елками. У каждого под рукой – лук.
Однако какое самообладание! Лежат, не шелохнутся. Редкостная выдержка, учитывая то, что совсем рядом располагается большой муравейник…
– О, великий Тэнгри! – вдруг произнес воин. – Они же мертвые!
Нойон присмотрелся: и в самом деле – в спине каждого торчала стрела.
Глава 9
Курултай
Сделаю я так,
Чтобы днем глаза увидели,
Чтобы ночью уши слышали!
Их взяли сразу же. Баурджин и его спутники не успели отъехать от кочевья рода Соболя и нескольких полетов стрелы, как вдруг за скалами увидели воинов. Довольно большой отряд, численностью сотни в две сабель. Передовой десяток расположился на самой дороге – будто специально ждали… будто знали.
– Эх, делать нечего, – молодой нойон покачал головой и растянул губы в улыбке, – поедем-ка поздороваемся, парни.
– Да, – уныло кивнул Гамильдэ-Ичен. – Странно, что и дружок наш на этот раз не предупредил. Ну, тот, что привязывал ленточки… и перебил меткими стрелами всю вражью засаду.
– Не предупредил? – придержав коня, Баурджин вдруг кивнул на кусты шиповника, росшие вокруг скалы. На одной из веток трепетала на ветру черная шелковая ленточка. – Как раз и предупредил. Это просто мы такие слепые.
Гамильдэ-Ичен вздохнул:
– Все равно бы не успели уйти, верно, Сухэ?
Ничего не ответив, Сухэ лишь вздохнул – скорее всего, согласился.
– Смотрите, они и сзади, – оглянувшись, негромко произнес нойон. – Попались птички. Ладно, подъедем ближе, подумаем, что будем делать. В конце концов – хур и бубен при нас, а странствующие музыканты – везде желанные гости. Талант не пропьешь!
Подъехав ближе, Баурджин и его спутники приветствовали неизвестных всадников учтивыми полупоклонами:
– Сонин юу байнау? Какие новости?
– Вы – те самые хогжимчи-музыканты, про которых судачат все окрестные гэры? – вместо приветствия поинтересовался один из воинов, судя по всему – десятник: немолодой, с коричневым морщинистым лицом, похожим на подошву верблюда, и перебитым носом.
– О, да, – услыхав вопрос, важно приосанился Баурджин. – Мы – они и есть. Те самые.
– Следуйте за нами, хогжимчи. – Десятник махнул рукой и заворотил коня. Впрочем, тут же обернулся: – Я вижу, вы при саблях? Не советую пускать в ход.
– Что ты, что ты, уважаемый! Даже и не думаем.
В окружении молчаливых воинов в панцирях из дубленых бычьих кож, хогжимчи направились к основным силам… гм-гм… врагов? Нет, воины не проявляли особой враждебности, впрочем, как и дружелюбия. Проехав мимо тяжелой конницы, десятник спешился и жестом приказал невольным гостям сделать то же самое, после чего повел их в березовую рощицу, живописно кудрявившуюся кронами неподалеку. У рощицы, на небольшой полянке, был разбит походный шатер из черного войлока, цвета, традиционно считавшегося у кочевников нехорошим. Перед шатром горели очистительные костры, вокруг которых вслед за десятником и сопровождавшими его воинами Баурджин с компанией обошли ровно девять раз, после чего им было приказало ждать.
Десятник скрылся в шатре и, немного погодя, вышел, сразу же ткнув пальцем в грудь Баурджина:
– Ты – старший хогжимчи?
– Допустим, я, – пожал плечами нойон.
– Тогда заходи первый, – воин кивнул на шатер, – там тебя ждут.
– Ждут?! Интересно, кто же?
– Увидишь. – В усмешке, промелькнувшей на тонких губах десятника, Баурджин не заметил ничего ободряющего.
– Саблю! – Воин протянул руку, и нойон, отцепив от пояса ножны, передал их ему, после чего откинул полог шатра.
Внутри тускло горел светильник, пахло курдючным жиром и какими-то сладковатыми благовониями. С непривычки закашлявшись, Баурджин протер глаза… и, разглядев сидевшего на кошме человека, закашлял снова. Хозяином шатра оказался сам Кара-Мерген, Черный Охотник, о чем, наверное, можно было бы догадаться и раньше.
– Ты – музыкант? – жестом пригласив сесть, осведомился хозяин шатра.
Невысокий, но крепкий и жилистый, с желтым лицом и узкими пронзительно черными глазами, он походил скорее на татарина или тангута, нежели на обитателя северных монгольских сопок. Над правой бровью – белесый шрам. Ага! И меч самурая – вот он, в изголовье! Короткий офицерский меч… Честно говоря, так себе меч – фабричный. Да, похоже, и владелец относился к этой вещице без особого почтения, видно сразу – сняв, небрежно бросил куда ни попадя. А если попробовать дотяну… А смысл? То-то и оно, что никакого.
Кара-Мерген вдруг усмехнулся:
