– А, – отмахнулась Настька. – Нету тут никого, и не было никогда. Ты сам ведь не здешний?
– Не здешний, – Иван не стал скрывать.
– Ну вот, а говоришь… У тебя кошмы никакой нету, а то на землице-то жестковато сидеть.
– Кошмы? Ну, разве что казакин подстелить.
– Вот-вот, давай…
Где-то совсем рядом вдруг гулко закуковала кукушка. И так же резко стихла.
– Кукушечка, кукушечка, – протянула Игла. – Плохие ты песни поешь, короткие… А я ведь не хуже тебя куковать умею… – Девушка поднесла ладони к губам. – Ку-ку, ку-ку, ку-ку…
Потом обернулась к Ивану:
– Ну что? Не отличишь?
И тут же снова закуковала кукушка, словно бы откликалась… Странно.
– Пойду коня отвяжу да стреножу. – Иван отошел в темноту и, обернувшись на сидящую у костра девушку, осторожно нырнул под рогожку, вытащив пистоль и пару веревочек. Научили его в лагере под Кромами одной неплохой задумке с пистолем. Задумка эта, в случае неотложной нужды, хорошо прикрывала внезапный отход, а заодно и вводила в заблуждение преследователей, буде таковые оказались бы. Правда, Иван поначалу не собирался ничего устраивать, да вот кукушка его почему-то насторожила. Странным показалось: сначала кукушка кукует, потом – девчонка, затем – опять кукушка. Словно бы переговаривались. Но тогда зачем незваная гостья куковала открыто? Могла бы ведь и уйти в кусты, якобы по нужде… Может, и впрямь зря все опасения? Ну, раз уж начал…
Когда Иван вернулся к костру, на плечи девчонки уже был накинут его казакин. Замерзла?
– Вон там, в котелке – извар.
– Хорошо, – Иван наклонился. – Попью…
– Стой! – внезапно воскликнула девушка. – После попьешь.
– Почему – после? – Иван обернулся… и застыл.
Под казакином у гостьи ничего не было! Ну да, вон оно, платье-то – висит на ветвях.
– Кажется, кто-то меня собирался снасильничать? – Игла сбросила с плеч казакин…
Обнаженная грудь ее восхитительно покачивалась – большая, с розовыми пупырышками сосков. Делая шаг вперед, Иван машинально отметил и тонкий стан, и стройные бедра, и темную ямочку пупка…
Они повалились прямо на ветки, Игла с жаром принялась целовать юношу, срывая с него одежду, прижимаясь со всем жаром молодого и гибкого тела…
– А теперь – пей! – Когда Иван утомленно раскинулся на ветвях, девушка принесла котелок поближе, зачерпнула березовым туесом приятно пахнущий ягодами извар, погладила юношу по груди. – Пей…
Иван приподнялся на локте, выпил и снова лег, быстро проваливаясь в глубокий и крепкий сон.
А когда проснулся… Когда проснулся, увидел над собой страшную толстогубую морду! Дернулся – и не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой – они были крепко привязаны к вбитым в землю колышкам.
– И впрямь красавчик, – обернувшись, ухмыльнулась морда.
Господи! Это была женщина! Огромная дебелая баба с морщинистым страшным лицом и властным взором. Под мужским кафтаном явственно угадывалась огромная грудь, за поясом торчал узкий кинжал в затейливо украшенных ножнах.
Разбойница! Лиходейка! А Настька-то, Игла, какова? Ведь подсыпала ж таки зелье, заразища! Нет, это не Настька заразища, это он сам хорош, ворона. Прельстился девкой – вот тебе результат. Интересно, чего этой бабище от него надо? Зачем связали-то?
– Сейчас пытать тебя буду, соколик, – буднично, как ни в чем не бывало, пояснила разбойница, похотливо погладив голую грудь юноши сильной шершавой рукою.
– Пытать? Но зачем? – удивился Иван.
– А ни за чем, – бабища засмеялась. – Просто так, для души. Верно, Настька?
– Верно, бабуся! – Игла – вон она, тут как тут, змеища – нехорошо засмеялась.
– Ты не ори, – вытащив из ножен кинжал, посоветовала лиходейка. – Иначе первым делом язык отрежу. И не дергайся – узлы крепкие, а место глухое, да и у ручья – наши. Ну, с чего начнем, Иголка? Кожу снимать иль вены потянем? Иль – кое-что отрежем?
– Хм… – Девчонка с хищным прищуром оглядела беспомощного парня. – Давай-ко, бабушка, не торопясь подумаем.
– Хорошо, – неожиданно покладисто согласилась бабка. – Думай. А я пока посплю – ночка-то, чай, бессонной была… никакого теперь довольства. Да, а ты пошто мешкала-то? Я когда куковала?
– Да он ведь, ирод, никак не хотел отвар пить! Уж как уговаривала… почти до утра…
– Смотри у меня, живо плети отведаешь! – погрозила старуха и, грузно поднявшись, отошла.
Иван повернул голову и увидел, как к разбойнице тут же подбежали несколько татей в армяках на голое тело, с рогатинами.
– Матушка атаманша, дозорные говорят – люди какие-то скачут!
– Что за люди? Обоз?
– Не… вроде без телег. И все оружны.
– Оружны, говоришь? И далеко скачут?
– У Лютова…
– Ну, и пущай себе скачут, – подумав, заключила разбойница. – От нас – пять верст, дорога там прямая, не помешают. А нападать на них не будем. Раз уж они оружны да, может, и пусты, эвон, как этот. Подождем обоза.
Иван даже не ругал себя – зачем? Некогда ругать, поругать и потом можно, а сейчас надо думать, как выбраться. Старуха-то, похоже, упырь, не хуже чертольского ошкуя! Ишь – пытать!
– Что зенки вылупил? – подойдя ближе, нагло осведомилась Настька Игла.
– Красивая ты дева, – через силу улыбнулся пленник. – Нет, ей-богу, красивая… И ночь мне чертовски понравилась… жаль, маловато.
– Ишь, – девчонка ухмыльнулась, видно было, что слова Ивана ей пришлись по душе. На то и расчет был! И еще кое на что…
– А пытать вы меня не сможете. – Юноша широко улыбнулся.
Настька насторожилась:
– Это еще почему?
– Слово я тайное знаю… Заговор. Вот скажу его – и умру тут же!
– Врешь!
– Ей-богу! – шмыгнул носом Иван. – Вот перекрестился бы, да никак – руки связаны.
– Не развяжу, и не думай даже!
Но Иван не о том сейчас думал, а о страстной любви, точнее даже сказать, похоти, коей предалась вчера разбойная девчонка. Со слов атаманши ясно следовало, что Настька Игла должна была опоить Ивана зельем в первый же попавшийся момент, безо всяких там разговоров и уж тем более без всего, что за этим последовало. А ведь девка не дала сразу зелье, хотя возможность такая у нее была! Почему? Хм… Понятно почему… Вот на это сейчас и давить, пока не проснулась старуха!
– Посиди со мной перед смертушкой, Настька, – жалобно попросил Иван.
– Зачем это?
– Так… уж больно мне с тобой хорошо было.
Разбойница усмехнулась:
– Ин ладно, так и быть, посижу.
Подобрав подол, присела рядом, вытянув ноги – и в самом деле красивые, длинные, стройные.
– Хороши у тебя ноженьки, – негромко промолвил Иван. – Хороши…
– Что с того? – с лукавством обернулась Настька.
– Да так… Эх, сейчас бы стащил с тебя платье, медленно так, осторожно… Н-нет, сначала бы развязал ворот… во-он у тебя какие завязки… вот их и развязал бы, обнажил бы плечо, поцеловал, потом – в другое… Тут и грудь бы показалась – эх, так бы и сдавил рукою, а сосок – меж пальцами – твердый, трепещущий, приятный…
Юноша сладострастно шептал, а юная разбойница слушала сии слова с большим интересом… и не
