А точно так же, как и он сам! С той лишь разницей, что бандиты Кучум-Кума не нападали на караван – уж слишком большим и многолюдным тот был, – а просто, по указке хозяина караван-сарая, выкрали ночью пленную девушку. Красивая – можно выгодно продать или сделать наложницей, как и поступил курбаши.
В этом месте Евдокся заплакала… Иван крепко обнял, погладил по голове, шепнул ласково:
– Ну не плачь, что ты.
– А всего хуже оказалась Фатьма, старшая жена Кучума. Ты ее видел, – шмыгнув носом, продолжила девушка. – Она со мной… – Евдокся вдруг замолчала и чуть было не заплакала снова, но сдержалась, попросила только: – Ты меня про нее больше не спрашивай, ладно?
Раничев уж не стал ей говорить о том, кого собирались отдать на потеху воинам. И так много пережила дева. Просто погладил Евдоксю по шее, оголяя плечо, да поцеловал крепко в губы. И девушка прильнула к нему со всем жаром молодого крепкого тела…
Холодало…
Уже одевшись, они лежали рядом, молча улыбаясь друг другу. И, странное дело, никогда еще Иван не чувствовал себя настолько счастливым! Даже там, дома, с Владой… Да, он был сейчас счастлив! Счастлив, несмотря на все. И надеялся, что те же чувства наполняют сейчас и Евдоксю.
– Я люблю тебя, дева, – прошептал он в самое ухо девчонке. – Слышишь, люблю!
Та тихонько засмеялась, привлекая Ивана к себе…
– Не помешаем? – язвительно осведомились вдруг откуда-то сверху.
Вздрогнув, Раничев оглянулся: прямо перед ним, верхом на белом коне…
Глава 15
Мавераннагр. Ноябрь 1395 г. Сладкий дым
Все кости в плоть мою впились и лютой смертью мне грозят:
От них возможно ли спастись, когда столь злы их острия?
…ухмыляясь, сидел Кучум-Кум и небрежно помахивал плетью. Появившиеся из-за кустов верные нукеры его обступили беглецов, в любой момент готовые пронзить их копьями по первому знаку курбаши. Тот шевельнул плеткой:
– Связать их.
Приказ был тут же исполнен членами шайки с похвальной поспешностью, сделавшей бы честь и полку регулярной армии.
И вновь под ногами Ивана потянулась дорога, только теперь это опять была дорога в рабство. Они бежали вслед за конем Кучум-Кума, вернее даже, просто быстро шли – курбаши не гнал лошадей, видно, не особенно торопился. Он оглядывался временами, смешно взлетали вверх лисьи хвосты, пришитые к шапке, в желтовато-карих кошачьих глазах предводителя шайки сверкала тщательно скрываемая жестокая радость. Раничев вздохнул. Вряд ли можно было надеяться на лучшее, уж слишком многое они натворили в кишлаке: оглушили ханум, тяжело ранили (а может, даже и убили!) ее верного слугу, старого Умара, и всем этим нанесли тяжкий урон бандитской чести курбаши. Что теперь скажут люди? А, это тот самый Кучум-Кум, недотепа, от которого сбегают рабы и наложницы? Следовало наказать беглецов со всей возможной жестокостью – тогда и насмешники прикусят языки, опасаясь. Может быть, отрубить обоим головы да выставить перед воротами на копьях? Нет, девчонку все-таки сначала отдать нукерам – обещал ведь! А потом, как натешатся, можно и голову рубить. Хотя… это уж как-то слишком легко. Скажут – э, Кучум-Кум, простоватый глупец, даже устрашающей казни не сумел придумать! Вот курбаши и думал, все больше погружаясь в довольно страшноватые мысли. И нельзя сказать, что он был законченным садистом. Да – жесток, но не больше и не меньше, чем другие. Вовсе не для того, чтобы причинить непокорным как можно более мучительную боль, придумывал сейчас Кучум-Кум ужасные пытки, а – чисто в воспитательных целях. Он снова оглянулся: раб бежал, уткнувшись хмурым взглядом себе под ноги, глаза рабыни, казалось, были полностью отрешены от всего окружающего. Нет, все-таки следует ее сразу же по приезде отдать воинам, обязательно следует. А этот – ее полюбовник – пусть на то смотрит, а потом – выколоть глаза и снять кожу. Сначала – с нее, потом – с него. Нет, конечно же, сначала снять кожу, а потом – выколоть глаза. А все остальные невольники пусть смотрят да набираются ума-разума. Это им будет полезно. Ишь, как этот бородатый кяфир смотрит в землю! Видно, опасается поднять глаза, ведь в них стоит страх перед неминуемой расплатой. Курбаши усмехнулся и чуть подстегнул коня, сворачивая с тропы на широкий бухарский тракт, проходящий почти через весь Мавераннагр и недавно отремонтированный по приказу эмира Тимура. Кучум-Кум специально свернул с пути: беглецы пойманы, теперь осталось заехать в караван-сарай плешивого Кышгырды – расплатиться за старое да узнать свежие новости.
Раничев берег дыхание. Берег для последнего рывка, этот самонадеянный болван курбаши ехал не слишком быстро, и если вот сейчас резко рвануть вперед, то вполне можно вышибить его из седла даже и связанными руками. Вышибив, обхватить локтем шею, сдавить – ну-ка, что вы на это скажете, господа бандиты? Так бы и поступил, наверное, Иван – а чего терять-то? – ежели б не возникли где-то впереди чахлые пальмы оазиса. Глинобитный дувал, выбеленный известкой, призывно распахнутые ворота… Знакомая картина. У них что, все придорожные мотели так выглядят? Стандарт однако. Ха! Какой, к черту, стандарт? Раничев чуть было не присвистнул, глядя, как в воротах, кланяясь, возник старый знакомый – плешивый старик. Так и караван-сарай этот – тот же самый, в котором… в котором они и были выданы людям Кучум-Кума! Кстати, дорога очень хороша – мощенная камнем или кирпичом, в общем, чем-то твердым – прямая, как стрела, с аккуратными указателями расстояния, ни выбоины, ни ямки – вот бы нам такие в России… Да, для того чтобы в России такие дороги были, туда Тамерлана в президенты нужно, иначе господа чиновники все разворуют, как они это всегда и делают. Всегда и везде. Кстати, и у Тамерлана в империи воровали не меньше, вернее – не воровали – воруют. Но как ни странно, дороги – хорошие. Значит, ими часто пользуются. Правительственные гонцы, те же чиновники, купцы, военные, сборщики податей. И не может быть, чтобы все власть имущие игнорировали бы «мотель» плешивого старика. И вовсе не обязательно сюда заглядывают только те, кого давно прикормил Кучум-Кум, денег у него на всех не хватит, не того полета птица. Так, может, на кого и нарвутся сегодня? А если нет, так можно попытаться оставить какой-нибудь знак? Интересно только какой? Говорить Иван вроде бы с горем пополам научился – немного по-тюркски, немного на фарси, но вот писать… Тут нужно было бы быть вообще полным гигантом мысли! Ладно, не получится написать – нужно будет что-нибудь придумать, обязательно нужно, быть может – это их последний шанс!
Всем своим поникшим видом изображая полную покорность судьбе, Раничев следом за курбаши и его воинами вошел во двор караван-сарая. Знакомый такой двор. Колодец, помост под старой чинарой, пристройка. Оставив своих людей на дворе в тени чинары, Кучум-Кум вместе с плешивым хозяином вошли в дом, где и уединились для обсуждения общих, малосовместимых с законом дел. Ивана с Евдокией привязали здесь же, прямо к чинаре. Было довольно прохладно, но ни Раничев, ни Евдокся холода не чувствовали – пока бежали, согрелись. А коней-то, как с радостью отметил Иван, не расседлывали, видно, не собирались здесь долго задерживаться, опасались ненужных встреч. Сидели на корточках на помосте возле чинары, пили с колодца воду, лениво жевали какую-то гадость – ждали, бросая нетерпеливые взгляды на закрытую дверь дома. Искоса посматривая на них, Раничев переместился чуть влево, стараясь, чтобы его ноги оказались в тени помоста. Вспомнил, как сообщил о себе тогда, когда ломанулся к банькам в поисках Евдокси… Может, и здесь это пройдет? Бандиты ничего не заметили, да не особо и присматривались к пленникам – куда убежишь-то? Черная тень помоста и чинары закрывала от них все то, что Иван как умел рисовал большим пальцем правой ноги: провел длинную толстую линию, нарисовал домик, деревья, старика – смешного лысого человечка, совсем как на детских рисунках. Чтоб было ясно, нарисовал с одного конца дороги – волны (Аральское море – север), с другого – мечеть с минаретом (большой город – юг), затем отвел прерывистую линию на восток, изобразил колодец с пальмой, череп, а под ним – две перекрещивающиеся сабли. Подумав, еще и приписал по-русски – «Кучум-Кум» – мало ли кто из купцов или чиновников знает русский, по крайней мере купцы, если торговали с Ордой, вполне могли научиться. Евдокся краем глаза следила за всеми манипуляциями Раничева, готовая, ежели что, предупредить об опасности. Едва Иван успел окончить свою работу, как во дворе показались курбаши и плешивый, оба довольные, видно, уже сговорились о чем-то да совершили взаимовыгодные расчеты. Вся орда враз повскакала на лошадей, пленных привязали длинными веревками к седлам. Поехали, поднимая пыль. Раничев обернулся – черная тень помоста надежно скрывала рисунок. Если не присматриваться… А с чего
