Он вдруг пристально взглянул на Ивана, и тот испытал некий внутренний трепет, очень уж неуютно было под взглядом эмира.
– Говорят, ты знаешь будущее? – негромко спросил Тимур, сложив на коленях руки. Яркий свет светильников, окружавших трон, отразился в камнях перстней – яхонтах, рубинах, изумрудах… Изумрудах…
– Да, кое-что знаю, – кивнув, ответил Раничев.
Среди придворных зашелестел шепот. Эмир чуть приподнял левую бровь – шепот поспешно затих.
– И часто твои предсказания сбываются? – Тимур усмехнулся, желтоватые глаза его напоминали глаза тигра.
– А я не делаю предсказаний, – пожал плечами Иван. – Говорю лишь то, что знаю, а чего не знаю, уж извините.
– И много ль ты знаешь?
– Спрашивайте, ваша светлость. – Раничев поклонился.
– Когда я умру? – неожиданно спросил эмир, и все со страхом взглянули на предсказателя. Тимур вдруг покосился на окружающих: – Покиньте нас.
Все вышли.
Иван задумался, подсчитывая дату… тысяча триста девяносто шесть минус шестьсот двадцать два… это получается… тьфу ты, вот ведь и не сосчитать без калькулятора… это будет… А, черт с ним… Скажу уж так…
– Примерно через девять лет.
– Примерно так я и думал, – неожиданно улыбнулся эмир. – Значит, так и не удастся отыскать камень бессмертия?
– Нет, эмир, – осмелел Раничев. – Думаю, такого камня вообще не существует.
– Значит, я зря готовлю поход в Индию.
– Почему же? Этот поход будет удачным. Как и разгром Баязида.
– А Тохтамыш? – ненавидящим шепотом поинтересовался эмир.
– Вы с ним помиритесь незадолго до смерти обоих.
– Что?! – Тигриные глаза повелителя вспыхнули гневом.
– После разгрома Орды Тохтамыш не представляет никакой опасности, – поспешно добавил Раничев и попал в точку.
Тимур неожиданно засмеялся:
– Это уж точно, не представляет. Хотя позволь это решать мне. Говорят, ты еще и музыкант?
Раничев с готовностью скинул с плеч чанг:
– Сыграть?
– Позже. – Эмир поднял руку. – Что ж, я услышал от тебя то, что и ждал… Кроме, может быть, одного… – Он вздохнул. Потом насмешливо сверкнул глазами: – Скажи, почему я не спрашиваю – кто ты?
– Думаю, потому что знаешь. – Иван спрятал улыбку.
– Да, знаю. Ты урусут, странствующий артист, сражался – и отважно – против моих войск и был пленен верным Энвером.
– Поистине, повелитель, ты и сам можешь быть предсказателем, – польстил Раничев.
Эмир задумчиво смотрел на него, и Иван вдруг понял, что сейчас, вот именно в эти мгновения, решается его судьба. Жить – или умереть. Вряд ли Тимур оставит в живых человека, знающего дату его смерти. Если поверил… А он, кажется, поверил… Или – просто хотел верить?
– Ты – необычный человек, – покачал головою Тимур. – И похоже, совсем не боишься меня… я бы даже сказал – разговариваешь на равных, что уж и вовсе непозволительно… Молчи! Все так и есть. Уж поверь, я неплохо знаю людей. Что же с тобой делать?
Эмир вновь задумался, устремив рассеянный взор в потолок. Потом посмотрел на Раничева.
– Может, у тебя есть ко мне какая-нибудь последняя просьба? – зловеще произнес он.
Иван сглотнул слюну:
– Есть. Я хочу отыскать своего старого врага, человека со шрамом; говорят, он где-то здесь, в Мавераннагре. Его зовут Абу… Абу… – От волнения он забыл даже имя.
– Абу Ахмет! – подсказал вдруг Тимур, и глаза его вспыхнули яростью. – Знай же, кяфир, что это и мой враг! Он давно хочет погубить меня… Но в Мавераннагре его нет – он успел опять бежать от моих верных людей к Тохтамышу… а может, и к московскому хану Василию… – Эмир задумался, и гнев в желтоватых глазах его неожиданно сменился радостью.
– Ты! – Он устремил в грудь Ивана указательный палец. – Ты отыщешь его! В улусе Джучи, у булгар или урусутов – отыщешь, где бы он ни был. Даю тебе на сборы сутки – мои нукеры проводят тебя до самых границ улуса Чагатая. И… проси, что тебе нужно сейчас! Красивейших женщин, золото, развлечения…
Раничев почти не слушал, он не отрываясь смотрел на перстень на правой руке эмира, красивый, со сверкающим гранями изумрудом… тот самый…
– Перстень! – С ужасом вырвалось вдруг у Раничева.
– Перстень? – удивленно переспросил Тимур. – Какой?
– Тот, что на правой руке. Без него я не смогу разыскать Абу Ахмета.
– Что ж, забирай, – покладисто согласился эмир, снимая кольцо с безымянного пальца. Повертел в руках, вдруг улыбнулся:
– Лови!
Поймав, Раничев поклонился с искренней благодарностью, идущей от самого сердца.
Ровно через сутки Иван под видом приказчика бухарского купца Сами Новруза покинул Самарканд вместе с большим караваном, груженным драгоценными тканями, оружием и золоченой посудой. Вот здесь-то, покачиваясь на горбе верблюде, он наконец-то осознал, что счастливо вырвался из лап смерти, коей его, несомненно, предал бы Тимур из-за слишком специфических знаний. Предал бы, если б не Абу Ахмет… Выходит, человек со шрамом, сам не зная того, спас Раничева от гибели? Да, выходит так… Иван усмехнулся: однако…
Под мерное покачивание верблюда хорошо думалось. Раничев вспомнил вдруг дом, далекий-далекий, музей, друзей, Владу… Наверное, та уже и забыла про него, ведь сколько прошло времени? Почти год. И ни весточки никакой от Ивана, ни – тьфу-тьфу-тьфу – могилки. Пропал без вести, так сказать – ушел и не вернулся. Он украдкой потрогал амулет на груди – глиняный, неприметный – именно туда Иван запрятал перстень, для того и посылал Халида к гончарам, а уж те постарались.
В голом безоблачном небе жарко светило солнце, отражаясь в наконечниках копий охранявших караван воинов. Переждать жару остановились в ближайшем оазисе – с тенистым садом, колодцем и караван- сараем, тронулись в путь лишь после полудня, уже почти вечером. И снова потянулись с обеих сторон желтые пески, кое-где перемежавшиеся саксаулом, лишь по левую руку зеленела иногда узенькая долина Джейхуна.
Неплохо все вышло – обмахиваясь сорванной с дерева веткой, думал Раничев. И сам жив остался, и к цели приблизился неимоверно! Совершили успешный побег друзья – Ефим с Авраамкой; где-то они сейчас? Наверное, все-таки в Москву подались; Салим вот остался жив – и тоже непонятно сейчас – где? Наверное, в Самарканде – развлекает народ на базарах – жаль, не зашел… так ведь и не пустили б его слуги Энвера. Ладно, главное, что жив… Эх, Салим, Салим… Раничев услыхал вдруг какой-то звук, словно бы кто-то колотил лопатой о камень. Отбросив ветку, вытянул шею…
Слева от идущего каравана полуголые рабы под присмотром вооруженных гулямов копали канал. Жалкие, обреченные на смерть люди, тощие, словно скелеты. Мускулистые надсмотрщики в грязных тюрбанах нещадно колотили зазевавшихся невольников плетками. Доставалось всем – только стон стоял вокруг. Иван покачал головой – не одобрял он подобного зверства, хотя с другой стороны – стройка есть стройка. А экскаватор еще не изобрели.
Звеня колокольчиками, караван важно прошествовал мимо. Рабы украдкой смотрели ему вслед и вздыхали. Один из них – изможденный старик – вдруг надсадно закашлялся и чуть было не упал, харкая кровью. И упал бы, и был бы забит до смерти, если б не сосед – молодой парень, почти мальчик. Бросив кетмень, тот поддержал бедного старика… И тут же сам получил плетью от подскочившего надсмотрщика.
