– Угу, – задумчиво покивал Иван. – А Лукьян с Барбашем где сегодня?
– Барбаш у ворот, – звеня кольчугой – тоже, кстати, ржавой, – пояснил кто-то из парней. – А Лукьян на мосту, у пристани.
Поблагодарив за сведения, Раничев направился к мосту. Лукьяна он увидал сразу – стоя у края моста, он картинно опирался на тупую сулицу и строил глазки проходившим мимо девицам. Те – трое, все в одинаковых сереньких шушунах, похожих на короткие кафтаны, – смеясь, несли в деревянных ведрах воду. Несли не торопясь, возле молодого воина остановились отдохнуть.
– Ой, какой у нас страж справный! – громко шепнула одна.
– Это теперь же никакой ворог не доберется, – тут же поддержала подружку другая.
– Да, пожалуй, что и не доберется. Страж, а страж, а копье-то у тебя вострое?
– Да уж конечно вострое, – отозвался Лукьян. – Совсем как у вас языки-то!
– Ой…
Подойдя ближе, Раничев помахал рукой, и стражник, подмигнув девкам, вальяжно, вразвалочку подошел к нему, улыбнулся:
– Здоров будь, дядько Иване!
– И тебе тем же местом. Авраама-писца не видал ли?
– Авраама?
Поправив торчащий из-под шишака подшлемник, Лукьян задумчиво скривил губы, а затем поведал, что видал молодого дьяка с утра, раненько еще, тот был с сумой, а в суме той – грамоты.
– Не в себе чегой-то был Авраам, – вспомнив, добавил стражник. – Бледен зело, на шутки не отвечал никак, а то ведь, бывало…
– А в грамотах-то что было?
– А леший знает, что, – Лукьян махнул рукой. – Записи какие-то. Он чего зашел-то – справлялся насчет оружья да мне пару старых пергаменов дал – я ж тоже в грамотеи учуся. Вона!
Страж хвастливо вытащил из-за пояса свернутые в трубочку кусочки пергамента, видно, что старые уже, многократно подчищенные и затертые. Черновики…
Иван взглянул с интересом: «Взяты с воеводина двора кольчуг кольчатых – двенадцать, вси новыи, колонтарь один, шеломы еловчатые да шишаки… Брал Софроний-дьяк для ополченной стражи. На сей день у Флегонта-воя – панцирь кожи бычачей, копье тупо, шелома и вовсе нет, у Варфоломея – шишак еловчат без бармицы, кольчужица в рже, тако же и у Лукьяна, тако же и…»
– Слушай, Лукьяне, а дай-ка ты мне эти грамотцы, а? Ну не навсегда, на время.
– Да бери, – пожал плечами Лукьян. – Владей, коли хошь, мне Авраам еще даст.
– Ну спасибо, – Раничев посмотрел вдаль. – К усадьбе Колбяты-боярина вон та дорога?
– Та, – стражник кивнул. – Есть еще другая, за болотом. Но там через реку – не понять как. Льда еще нет, так, наверное, на лодке можно.
– Знаю я ту дорогу, – задумчиво произнес Иван. – Вот что, Лукьяне. Ты ведь на мосту все возки проверяешь, да и вообще – и пеших, и конных.
Отрок гордо выпятил грудь:
– Для того и поставлен волею князя нашего, Олега Иваныча Рязанского!
– Молодец. Только попрошу лично – приглядывай сегодня особо.
– А что так?
– Да так… Боюсь, не приключилось бы что с Авраамом. Что – покуда не спрашивай, и сам точно не знаю. Просто вот предчувствия нехорошие терзают. Терзают – и все тут. Так посмотришь?
Лукьян усмехнулся.
Как бы поступил Софроний?
На бегу Раничев пытался поставить себя на место старшего дьяка, уличенного в махинациях с казенным имуществом. Конечно, попытался бы как можно раньше замести следы – ежу понятно. Грубо говоря, удавить правдолюбца-Авраамия, не говоря худого слова, либо с кручи городской сбросить – типа, сам упал, гулял-гулял, да вот ветерком и сдуло, жаль сердечного, толковый был дьяк. А если он успел с кем-то поделиться своими выводами или ходом расследования? Тогда надо узнать – с кем, и вообще, насколько далеко все зашло. А от этого и плясать дальше: ежели слишком уж далеко – то бежать немедля, а ежели нет… Ежели нет, худо тогда Авраамке придется. То есть в быстрой его смерти Софронию резона нет, для начала выпытать бы… А где можно потолковать с молодым дьяком без помех? Да где угодно… Только при этом желательно поначалу – один на один – ну а ежели упрется дьяк, тогда и людишки бы воровские сгодились. Их и искать не надо – известны. Холопы боярина Колбяты Собакина! Значит, Софроний будет искать с ними встречи. А с кем еще-то? Чай, Колбята в его делишках не посторонний. Вот и пусть поможет чем может. А вот дальше возможны варианты. Первый: если Колбятиных сейчас нет в городе, то надо их вызвать, желательно к вечеру, то есть – отправить гонца, а лучше – посетить боярина лично. В последнем случае – хорошо бы прихватить с собой и Авраамку да потолковать как следует. Можно, конечно, и своими силами обойтись, без Колбяты и его людей, но… но это – если старший дьяк глуп, а он не глуп, очень даже не глуп – многоходовую комбинацию с вооружением дураку провернуть не под силу. А раз не глуп – понимает: в случае чего, ответственность за содеянное лучше разделить с одним из сильных мира сего – боярином Собакиным – да и, в таком случае, и отвечать-то не придется, отмажут. Если не местный Софроний – точно так и поступит, а вот если местный, может и своими людишками обойтись.
Раничев чуть было не свалился в реку – задумался. Ага, вот и болотце, и лодки. Речка тут узкая, на излучине лес растет, густой, еловый – там и укрыться можно да посмотреть – что да как. Морозец малый не страшен – однорядка теплая, да и кафтан под ней, чай, не летний, с подбоем.
Иван просидел в лесу несколько часов. Хотел уж было плюнуть да идти к мосту – справиться у Лукьяна, да вдруг заметил на том берегу спускающуюся к лодкам фигуру – среднего роста мужичка в теплом, подбитом мехом, кафтане – кожухе, подпоясанном неприметным пояском. На голове – темная обшитая собачьим мехом круглая шапчонка-скуфейка, борода редкая, длинная, нос большой, висячий, словно перезревшая груша. Все это Раничеву хорошо было видно из своего укрытия – река-то и вообще не широка, а уж в этом месте – в особенности. Что за мужик? Рыбак? Перевозчик? Нет, не похож ни на того, ни на другого – больно уж прикинут прилично. Осмотревшись, мужик поправил скуфейку и осторожно отвязал от колышка лодку. Вытащил из кустов поблизости доску – ага, весла-то и нет! – уселся и споро погреб к мысу. Да тут и грести-то было совсем ничего. Выбравшись на низкий берег, вислоносый вытащил лодку на песок, но у воды не бросил, оттащил к лесу, замаскировав еловыми ветками. Перекрестился, услыхав, как заблаговестили к вечерне… Вот тут Иван и сунул ему под шею нож:
– И много ты кольчужек продал, пес?
Дьяк вздрогнул, аж рот открыл удивленно.
– Только не вздумай кричать, Софроний, – тут же предупредил Раничев, – тут повсюду наши. Лучше скажи – Авраамка жив ли еще? Коли жив… может, и тебе повезет.
– Жив, жив… – неожиданно тоненьким голоском пропел Софроний. – Ножик-то убери, не сбегу.
– Да уж, не вздумай.
Почесав шею, дьяк уселся на поваленную ветром ель. Взглянул на Ивана, словно побитый пес:
– Видать, не своим хотением действовал Авраамка, предупреждал я, да рази ж послушали… – спохватившись, Софроний тут же закрыл рот.
– Предупреждал, говоришь? – Раничев усмехнулся. – И что боярин Колбята? Неужто так туп оказался?
Дьяк пристально посмотрел на Ивана:
– И про боярина знаешь? Что будет, ежели я на него первым донос напишу? Упасуся?
– Как Авраам…
Дьяк махнул рукой:
– Да ничего с ним не сделалось. Лежит себе в баньке, полеживает… Хотел язм сперва сам с ним словом перемолвиться, так нет же, не хочет и говорить. Врет, что сам-один все вызнал. Теперь уж точно вижу, что врет. А ты, батюшка… чтой-то тебя не припомню?
– Из новых бояр я, – скромно кивнул Раничев. – Со двора Тохтамыша-царя. Тайгая знавал ране?
– Знавал, батюшка.
– Так я брат его названый!
