И снова скала, снова кирка, клин, молот… И змеистая трещина, и отвальный выброс породы… И снова кирка… Так – с раннего утра до самого позднего вечера – Мухаммад Абу Зайан, алжирский правитель, которому и принадлежали работающие здесь невольники, не терпел простоев, очень уж ему хотелось достроить до весны крепость у входа в гавань. Достроит… Такими-то темпами используя труд несчастных рабов… достроит…
Раничев вздохнул. Так и сгинешь здесь, никто и не вспомнит. А ведь как неплохо все начиналось!
Подобравшая его галера – «Слеза пустыни» – принадлежала некоему Абу Вахиду – здоровенному веселому малому, светловолосому и голубоглазому – именно так в древности и выглядели чистокровные арабы. Абу Вахид являлся не просто владельцем галеры, он был раисом – предпринимателем, планировавшим рискованные набеги и занимавшимся сбытом добычи и пленников. Таких раисов в Алжире насчитывалось десятка полтора-два, все они жили в богатом квартале Фахс – самой фешенебельной части города. Первое, что спросил Абу Вахид у Раничева, каким ремеслом он владеет? Короче говоря, не кто он, а что он? Именно это в первую очередь интересовало алжирского пирата. Раничев в ответ лишь пожал плечами, честно признавшись, что никакого полезного ремесла не знает, разве что умеет петь песни да воевать.
– Петь и воевать? – неожиданно расхохотался раис. – Так это ведь то, что нам надо! К тому же ты сам признался, что родом из дальних краев и за тебя некому выплатить выкуп. Дорога у тебя одна, либо – к нам, либо – на рынок невольников. За такого сильного мужчину дадут немало.
Опять пиратствовать? Раничев покачал головой. Не хотелось бы… Однако, похоже, это был единственный способ сохранить хотя бы относительную свободу.
– Пожалуй, я все же примкну к вам…
– Вот и славно! Что тебе приходилось делать?
– Сражаться, – пожал плечами Иван. – Сабля, меч, арбалет… иногда тюфяк…
– Тюфяк? – живо переспросил Абу Вахид. – Что такое этот «тюфяк»?
– Ну как тебе сказать, – задумался Раничев, не знавший, как по-арабски обозвать пушку. – Такое… стреляет, бумм!
– А!!! – обрадованно воскликнув, догадался раис. – У нас есть одна, пошли, глянем.
Вслед за алжирцем Раничев прошелся по узенькому помосту – куршее – ведущему от кормы, где располагалась каюта раиса, к узкой палубе на носу. Пока шли, обошли все три мачты – «Слеза пустыни» была крупным судном. Средняя, самая высокая, мачта, проходя сквозь палубу, крепилась к килю, две остальные – только к палубному настилу. Дул ветер, наполняя косые паруса, прикрепленные к длинным, почти во весь корпус судна, реям, на корме гордо реяло зеленое знамя. Пользуясь небоевой обстановкой и ветром, гребцы – по несколько человек на весло, в основном пленники-христиане, но попадались и негры – пока отдыхали. На носу галеры неподвижно, на массивном деревянном лафете была установлена небольших размеров бомбарда, подобные могли метать каменные ядра до полукилограмма весом на расстояние, примерно равное семистам метрам. Для зарядки орудия использовалась вынимающаяся зарядная камора в казенной части ствола и деревянный клин, удерживающий камору при производстве выстрела.
– Хорошая штука. – Присев на лафет, Раничев погладил бронзовый ствол, живо напомнивший ему вдруг давнюю осаду Угрюмова войсками эмира Османа. – Жаль, нескорострельна… Впрочем, они все еще не скорострельны.
– Умеешь обращаться? – не то спросил, не то утвердил раис и засмеялся, показав белые зубы. – Тебе повезло, парень, иначе б ты пополнил ряды шиурмы! – Он презрительно кивнул на гребцов. – Пока будешь моим личным рабом, а ежели сможешь хорошо управляться с этой метающей круглые камни штуковиной, кто знает? Может, через два три набега уже выкупишься на волю. Пока же будешь сражаться так, без доли добычи, рабам, знаешь ли, она не положена. Ничего! – Абу Вахид похлопал Раничева по плечу. – Старайся! Спать будешь на палубе с моими людьми. Впрочем, мы скоро вернемся домой… хотя есть у меня одна задумка… – Внезапно замолчав, раис посмотрел на море, туда, где за туманной сиреневой дымкой скрывались берега Корсики, Сардинии, Лангедока…
Абу Вахид все ж таки решился воплотить свою задумку в жизнь. Немного постояв на носу, он посмотрел на небо, перевел взгляд на бомбарду, ухмыльнулся и быстро пошел назад, к корме, на ходу отдавая распоряжения. Расталкивая шиурму, засвистели в свои свистки надсмотрщики – комиты и подкомиты – захлестали бичами, на корме у самой куршеи, проверили свои инструменты музыканты – далеко не последние на галере люди, именно они задавали темп гребле.
«Вот и к ним можно было податься…» – запоздало подумал Раничев. Все ж таки зря он признался в том, что умеет обращаться с пушкой. Ну что сделано, то сделано…
Внезапно изменив курс, галера спустила паруса и ходко пошла к северу, делая под веслами около восьми узлов в час. Видно, раис хотел напасть на сардинское побережье или на Балеарские острова. Собственно, в этом и состояла задумка, в чем же еще-то?
К вечеру впереди показался скалистый берег. По приказу раиса, галера замедлила ход и с наступлением темноты тихо, по-волчьи, подкралась к небольшой бухте. В темном небе зажигались звезды, медная луна, большая и круглая, ярко осветила селение. С галеры хорошо были видны крытые соломою крестьянские хижины, несколько каменных домов и высокий шпиль церкви.
– Видите колокольню? – обернулся к своим десятникам Абу Вахид. – Ты, Ибрагим, возьмешь лодку и нескольких воинов… Стражников на колокольне – думаю, они именно там – разрешаю убить, только тихо. Остальных – только в плен.
Ибрагим – светловолосый нелюдимый мужик с окладистой бородою, явный ренегат, отрекшийся от христианства в пользу ислама, – молча кивнув, пошел за своим десятком. Бесшумно отошла от кормы лодка, ни одно весло не плеснуло – специально обмотали тряпками…
На притихшей галере ждали. В полной тишине лишь слышен был близкий шум прибоя да собачий лай. Вот наконец на колокольне вдруг вспыхнул – и тут же погас – факел.
– Он все сделали, – улыбнулся раис. – Теперь – вперед, и да поможет нам Всевышний!
Чуть шевельнулись весла – да тут и не нужно было много грести – и затаившаяся в засаде галера тихо вошла в бухту, ткнувшись носом в рыбацкий причал.
– Останешься здесь, – подозвав к себе Раничева, сквозь зубы бросил Абу Вахид, вытаскивая из ножен тяжелую саблю. – Видишь вон тот дом, больше похожий на крепость?
Иван кивнул.
– Я велю зажечь у его ворот факел – сделаешь выстрел на свет. Как увидишь вспышку – так и стреляй.
– А не зацеплю ваших?
– Зацепишь – не жалко, – жестко расхохотался раис. – Следующие будут куда как проворнее!
Он скрылся во тьме, за ним на берег сошли воины… Яростный собачий лай вдруг сменился визгом… Потом затих и он. Лишь послышался женский крик да плач ребенка. А в остальном все тишь… даже и не представить, что происходило в селении! Ага, вот пробежали у домов какие-то тени… тут же окруженные пиратами… Замычала корова… Раздался железный лязг – видно, кто-то все же, опомнившись, оказал сопротивление. Факел, о котором говорил Раничеву Абу Вахид, вспыхнул внезапно, хоть Иван и ждал того, с раскаленным штевнем в руке стоя на носовой палубе перед бомбардой. Отсюда до дома-крепости было шагов сто – сто пятьдесят, вполне приемлемое расстояние для прицельного выстрела. Увидав факел, Раничев опустил штевень в затравку… Секунды через две грянул выстрел и бомбарду занесло черно- зеленым дурно пахнущим дымом.
– Вах, шайтан! – Один из оставшихся на галере воинов недовольно замахал руками, стараясь разогнать дым.
Что там стало с воротами, Раничев не видел, зато были хорошо слышны торжествующие крики. Видно, попал все-таки…
С берега уже вели пленников, и оставшиеся воины принялись их принимать, отводя под настил палубы, где специально для этого зажгли масляные светильники. Иван оглянулся – мужчины в кургузых куртках, простоволосые женщины, дети – обычные крестьяне, которые вряд ли когда дождутся выкупа. Впрочем, очень может быть, кто-то из них, а даже и наверняка многие, помыкавшись пару месяцев в рабстве, примут ислам и сами станут пиратами, а там, глядишь, и приобретут дом с гаремом в Фасхе. Так бывало, и
