– Удавлю, – страшно шептал он. – Вот, накину на горло цепь – и удавлю. Увидите! Игнат Косорук слов на ветер не бросает!
Раничев пошевелился. А ведь и вправду удавит, ишь, как вызверился! Только ли из-за денег? Или цену себе набивает?
Снова заскрипели петли, в трюм зашвырнули юнгу, кажется – хорошим пинком. Приземлясь на четыре точки, парень осторожно пробрался на свое место и затих. Иван усмехнулся. Ну вот, удавят его – и что? Что изменится-то? Разговаривать свободнее станет? Только-то… И где гарантия, что среди пленников нет еще одного послуха или даже двух? А если и нет – так о чем говорить? О побеге? Рано – надо еще выяснить что к чему, как следует подготовиться – а времени мало. Плаванье вряд ли затянется надолго – Меотийское болото – не Атлантический океан, отнюдь. Вот там, на месте, и сообразить бы, а пока…
– Эй, парень, – одними губами по-тюркски произнес Раничев, потом повторил тоже самое по- арабски.
– Что? – так же шепотом ответил мальчишка. Как выяснилось, тюркский он понимал.
– Беги отсюда, и как можно быстрее, – тихо посоветовал Иван. – Иначе…
– Иначе – что? – нервно переспросил юнга.
Иван отвернулся и захрапел. Умному достаточно, ну а если глуп – туда и дорога, в конце концов, спасать засланных казачков – малоприятное дело. Жалко вот только парня, да и московит со своим неуемным пылом никакого почтения не вызывает.
Юнга оказался умным. Больше ничего не переспрашивая, тишком да бочком протиснулся к выходу, достал из-за пазухи дудочку с палец, свистнул… Сквозь распахнувшуюся щель блеснуло на миг черное звездное небо, пахнуло ночной прохладой и влажным ветром. Скрип ржавых петель, хлопок – и нет ничего, одна теснота трюма.
Иван улыбнулся. Ну, вот – и слава богу. Пускай теперь московит злится! А как же? Нам, рязанцам, московиты издавна первейшие недруги. Раничев даже ощутил некоторое удовлетворение от такого вот ложно понятого местечкового патриотизма. Впрочем, почему – от ложно понятого и местечкового? Рязанское княжество – государство ничуть не хуже Московского или там Тверского, Ростовского, Белозерского и прочих. Почему ж рязанский патриотизм – местечковый, а, к примеру, московский – нет? Чушь какая-то…
– А!!! – вдруг завопил проснувшийся московит. – Ушел! Ушел, собака!
– Чего разорался? – сурово прикрикнул на него Епифан. – Вишь, спят люди.
– Так ушел ведь, ушел иудушка!
– Ну и черт с ним, эко дело, – Епифан хохотнул. – Может, вернется к утру – вот палубу только вымоет…
– Ух, если б только вернулся!
Юнга больше не возвращался. Говорят, его кинули в соседний трюм. Повезло.
«Золотой петух» встал на рейде, у берега, близ широкого устья реки и лимана. Оттуда, из камышей, внезапно выскочили челны и, часто взмахивая веслами, помчались к судну. На эти челны и пересадили пленников, уложили на дно, под угрозой бича запретив даже пошевелиться. Так и плыли вверх по реке до самой пристани Таны… вернее, Азака – встречающий челны народ был напрочь ордынским. Честно говоря, город не произвел на Раничева особого впечатления, так, мелкий и заштатный, что и понятно – не совсем отстроился еще после разграбления войсками Тимура. Хотя та часть его, что принадлежала генуэзцам – собственно, она и именовалась факторией Тана, – явно выглядела презентабельнее ордынских кварталов, куда и погнали пленников. Пройдя по узким улочкам мимо высоких глухих заборов и глинобитных стен, идущий впереди Армат Кучюн сделал своим воинам знак остановиться, после чего, подойдя к узким воротам дома на самой окраине города, постучал рукоятью сабли. Ворота бесшумно открылись, пленников завели на просторный двор и, пересчитав, распределили по амбарам- застенкам. Грязь, вонь, земляной пол – яма – в этих условиях пленникам предстояло жить. И кто знает, как долго?
Перед тем как загнать людей в узилища, перед ними выступил сам главарь банды. Говорил по-русски – этот язык здесь, в принципе, многие хорошо знали.
– С завтрашнего дня вы будете работать, – Армат Кучюн пощипал бородку. – Убирать урожай на бахчах, мостить улицы, чистить выгребные ямы, да мало ли… Делать будете все, что скажут, и горе вам работать плохо – я лично сдеру с лентяев кожу! – Разбойник взмахнул саблей, чтоб всем стало ясно, что он и не собирался шутить. Что ж – никто и не думал смеяться…
И понеслось!
С утра на работы – ворочали тяжелые камни, потом копали котлован под фундамент мечети, потом снова камни. Узники, из тех, что послабее, мерли, особенно, в той группе, что предназначалась на продажу. Впрочем, их там не особо-то много и было, почти все нищие-пилигримы на поверку оказались разбойниками, как и часть команды, предавшая своего капитана. В том числе – и юнга. Он, правда, не слишком показывался на людях, все больше отсутствовал – видно, были здесь у Армата Кучюна какие-то свои, разбойничьи, делишки, какие именно, естественно, никто из пленных не знал. Иван догадывался, конечно, что главная задача главаря шайки – до весны где-то спрятать судно. Что б перезимовало, чтоб не выкинуло шальной волною на берег, не покорежило речным льдом. Для чего разбойнику судно, понятно – возить полон на рынки Кафы. Смущало ли его, что в Кафе вполне могут оказаться люди, хорошо себе представляющие, кому принадлежал «Золотой петух» раньше? Наверное… А может, и нет, смотря на кого в Кафе Армат был завязан… А может, и не в Кафе, в Солдайе… В Трапезунде, Синопе, Константинополе. Мало ли… Если верить Марфене, уж больно специфическим являлся его бизнес, быстро расширяющийся, между прочим, ведь не зря же татю понадобился большой и вместительный корабль! Воровство людей на заказ, как когда-то далеко в будущем – машин. Еще лучше – номера перебивать не надо. Подходи, налетай, кому что? Заказывайте, уважаемые господа и дамы, только для вас – эксклюзивные поставки с разоренных русских земель, включая и литовские – Ворскла, братцы! Да и не только с разоренных, если и не до Москвы тянулись зловещие щупальца людокрадов, то уж до Рязанского княжества – точно. А может, и до Мурома, и до Верховских княжеств. Наверняка, существовала какая-то хорошо отлаженная система – по ней же должен был идти и будущий выкуп. Раничев, правда, на него и не надеялся – письмецо-то накропал от балды, под давлением, так сказать, жизненных обстоятельств, о чем нисколько не переживал – посмотрим еще, как карта ляжет! Хоть и хитер Армат Кучюн, а и в полоне людишки собрались тертые, жизнью многажды битые, один Епифан Гурьев чего стоит! Купец-то купец, и не из бедных, однако по ухваткам – сущий разбойник, да просто главарь! Борода окладиста, волос редок, говорит многозначительно, тихо, на ветер слов не бросает. А взглянет иногда – мороз по коже. И все так тихонько, ласково… Все как-то его слушались, уважали. Вот и сейчас, когда осталось дотащить последний камень, расслабилась, отвлекалась охрана – заметили в небе гусей и ну палить из луков. Парочку подстрелили, обрадовались, побежали к кустам – туда упали птицы. Ох, и жирные же, наверное, а уж вкусные!
Полоняники со вздохом впряглись в лямки. Только Епифан не торопился, отозвал Раничева в сторонку:
– Ну? – вроде бы и спросил ни о чем, а так просто. Постоял, поухмылялся:
– Вижу, как ты, мил человек, глазьями по сторонам зыркаешь. Мабуть, бежать надумал?
– Надумал, – усмехнулся Иван. – Только наобум такие дела не делаются.
– Верно глаголешь. Так что мыслишь?
– Думаю, нам сейчас надо срываться, пока дичь да урожай, да грибы-ягоды. Месяц-другой – и поздновато будет.
Епифан молча кивнул.
– Бежать всем надобно – и разными путями. Пускай половят!
– А ну как не согласится кто в побег? – сверкнул глазами купец. – Что тогда? Тоже за собою тянуть?
– А вот это перво-наперво и выяснить нужно.
– Выяснили уже, – Епифан довольно усмехнулся. – Московит Игнатко у меня зря не спит. Девка твоя с нами?
– Выяснили уже, – усмехнулся Иван.
– Да и немудрено. Куда ж ты грудь да округлости спрячешь? Места эти я немного знаю. Оружье бы
