обслуга – медсестра Глафира, сестра-хозяйка, повара, сторож, бухгалтер – и начальник с замом, старшим воспитателем Виленом Александровичем Ипполитовым. Теперь вот к ним прибавились еще двое «худруков», призванных поднять на невиданную высоту лагерную самодеятельность.
Флигель – или «коттэдж» – располагался сразу за территорией лагеря, у забора, невдалеке от главных ворот с пионерским постом в беседке. Второй этаж – мезонин – занимали две комнаты – в одной жил Вилен, в другой теперь – Иван с Евдокией. Внизу проживали все остальные, кроме начальника – тот и ночевал в кабинете. Комната «худруков» – два метра на три, из мебели две койки и тумбочка – прямо скажем, не радовала. Впрочем, не до жиру.
– Ну вот, – Раничев опустился на застеленную серо-голубым казенным одеялом койку. – Пока поживем здесь.
– Здесь? – похоже, боярышня была шокирована непритязательностью уюта. Впрочем, она тут же улыбнулась, – Думаю, ты вскоре наймешься к какому-нибудь местному князю, и он подарит тебе несколько деревень. Да, так и будет, всенепременно. А пока, что ж, поживем и тут. Какая странная у вас одежда… Рубаха почти что прозрачная, сарафан короткий – как будто и нет его.
– Это не сарафан – юбка, – Иван притянул к себе девушку и поцеловал, быстро расстегивая блузку. Обнажив грудь, погладил рукою.
– Какой яркий светильник, – прикрыв глаза, прошептала Евдокся. – Лучше б его совсем притушить…
Иван быстро выключил свет. Скрипнула койка…
Начальник не обманул и в самом деле оформил все, как надо, и выплатил аванс через три дня. Раничев съездил в город, купив на толкучке вполне приличный костюм – только прожженный на локте и лацканах, в лавке кооперации же приобрел черные полуботинки ленинградской фабрики «Скороход», на Евдоксю же подходящей обуви не было, да Иван и не стал показываться на центральных улицах – вдруг милиция? А документов-то – нет! К музею подошел – тот, к сожалению, был закрыт. Решив побаловать боярышню после получки, вернулся в лагерь той же машиной, вбежал по крутой лестнице в комнату… Евдокси не было. А ведь договаривались, что она никуда не пойдет одна. Однако, нет девушки… И где ж она может быть? Пошла на реку искупаться?
Выбежав из флигеля, Иван бросился было к реке… И встретил по пути начальника в окружении смеющихся ребят.
– А вот и Иван Петрович вернулся, – улыбнулся тот. – А я супружницу вашу приспособил с девчонками песни учить. Ух, как она поет, – прямо сокровище! А вы даже и словом про то не обмолвились. Как в городе? Цела ваша квартира?
– Да цела, – шагая рядом, кивнул головой Раничев. – Так где, вы говорите, Евдокия?
– Да на поляне, за линейкой. В клубе ей не понравилось – темно, говорит, сыро… Во, слышите, поют?
Иван прислушался: да, где-то голосили, и довольно стройно.
– Молодцы, – довольно улыбнулся начальник. – Да и вы, говорят, что-то уже репетировали.
– Репетировали, – согласился Раничев. – Так, пару песен. У вас же, оказывается и инструменты есть. Баян, мандолина, контрабас…
– Так вы на всем играть можете?!
– Ну, положим не на всем… Но на этих могу.
– И к родительскому дню, конечно….
– Конечно, – приложив руку к сердцу, заверил Иван. – Всенепременно.
Евдокся, раскрасневшаяся, с распущенными по плечам волосами задорно размахивала руками. Перед ней, прямо на траве, сидело с десяток девчонок в пионерских галстуках и пилотках, все самозабвенно пели:
И впрямь неплохо получалось. Товарищ Артемьев оглянулся и, строго посмотрев на шагавших рядом мальчишек, приложил к губам указательный палец. Да те, впрочем, и без того не шумели – слушали. А после того как песня закончилась, одобрительно захлопали в ладоши. Евдокся обернулась испуганно, стрельнув зеленью глаз, увидев Ивана, заулыбалась:
– А мы тут песни поем с девушками. Завтра частушки разучим.
– Молодцы, – снова похвалил начальник. – Нравится петь, девчонки?
– Очень! Мы и песен-то раньше таких не знали. Евдокия Ивановна сказала, еще научит.
– Молодец, Евдокия Ивановна! Вот что, – товарищ Артемьев вдруг отвел Раничева в сторону. – А приходите-ка сегодня вечерком ко мне в кабинет. Посидим, побеседуем.
– Обязательно придем, – улыбнулся Иван. – Всенепременно.
– Только вы это… – начальник замялся. – Не надо, чтоб сосед ваш, Вилен, знал – куда. Скажите, что в деревню.
– Понимаю, – Раничев сурово сдвинул брови. – Конспирация есть конспирация. Евдокию с собой брать, или так, в мужской компании?
– Брать, брать, а как же! Тем более, супруга моя приехала. Ну, еще увидимся, – попрощавшись до вечера, Геннадий Викторович, заметно припадая на правую ногу, направился к главному зданию.
– Внимание, внимание. Всех членов совета дружины прошу собраться в пионерской комнате, – голосом Вилена гнусаво проскрипел репродуктор. – Также напоминаю – сразу после ужина состоится политинформация о текущем моменте в международных отношениях. Просьба не опаздывать.
– Рад, что ты так быстро вернулся, любый, – улыбнулась Евдокся. – Пойдешь с нами на речку?
Раничев помотал головой:
– Попозже. Сейчас ребята придут, репетировать. А вы с девчонками идите.
Посмотрев вслед боярышне – надо же, как быстро приспособилась, – Иван повернулся и быстро пошел к маленькому одноэтажному зданию – клубу, на крыльце которого уже сидели мальчишки. Темненький – Севка, кругленький, словно мячик, Тимур, длинный, как оглобля, Лешка и Игорь – сильно загорелый, со светлою, падающей на глаза челкой.
– Здрасьте, Иван Петрович. А мы вас давно уже ждем.
Иван отпер замок, запустил ребят:
– Ну, разбирайте инструменты.
– Иван Петрович, а правда – джаз играть будем?
Раничев засмеялся:
– А как же?! Затем и пришли. Готовы?
Иван осмотрел ребят: не рок-группа, конечно, но все же, все же… Севка – баянист, Тимур – на мандолине, Игорь – контрабас, и Лешка – ударник. Под барабаны, за неимением таковых, были приспособлены старые ведра и лейка с отпаявшимся носиком.
– Ну, начали!
Иван показал несколько приемов контрабасисту с ударником, потом не выдержал: посадив Игоря к Лешке за ведра, сам взялся за контрабас – грянули. Ничего себе, довольно стройно, и, главное, – от души – особенно те, кто колотил по ведрам. Выходило что-то похожее на «Истанбул уоз Константинополис», причем, довольно-таки близко. Раничев до того заигрался, что не слышал уже, как притихли мальчишки, восхищенно вслушиваясь в его пассажи, лишь Игорь с Лешкой пытались подколачивать на своих ведрах. А уж Иван расстарался – всех рок-н-рольных героев вспомнил – Пресли, Билла Хейли, Литл Ричарда, Перкинса с Джином Винсентом. Прошелся – от «Блю Суэйд Шуз» и «Рок Эраунд Зэ Клок» до «Би-боп-а-лула»… Отвел душу, аж пальцы устали! Закончив басовым соло из «Драгон Аттак» «Куин», обессиленно откинулся на стуле.
– Здорово, – в наступившей тишине восхищенно произнес кто-то из ребят. – А нас так научите, Иван Петрович?
– Научу, – усмехнулся Раничев, представив, как будут выглядеть молодые советские музыканты, играющие рок-н-ролл за несколько лет до его появления.
Потом снова порепетировали – на темы хорошо знакомых ребятам песен Дунаевского, на том и закончили – близилось время ужина.
Ребята расходились вполне довольные, а Раничев – не очень: после ужина и политинформации его еще
