обнажая левую грудь, что, похоже, ничуть не беспокоило девицу. Иван и все его воины рассматривали ее, словно какое-то чудо. Черные, чуть вьющиеся волосы, для мужчины – длинные, для женщины – слишком короткие, тонкий чувственный нос, глаза – миндалевидные, вытянутые к вискам, непонятного в свете костра цвета, но блестящие, большие, словно сливы. Красивая… Только вот слишком тощая – словно мальчик. Не успела еще заматереть, округлиться. Интересно, сколько ей лет? На вид – вряд ли больше двадцати. Ишь, ощерилась, прямо змея!
– Смотри не зашипи, – усаживаясь на пень, пошутил Иван.
– Как есть – змея, – громко промолвил кто-то из воинов. – Хорошо, из наших никого убить не успела – жало вырвали.
– А соратнички-то ее того, сбегли, бросили! – Лукьян ухмыльнулся. – Хороши, сказать нечего!
– Не соратники они мне. – Девчонка презрительно повела плечом. – Так, случай свел. Ускакали – и шайтан с ними.
– Шайтан? – насторожился Иван. – Да ты, видать, с Орды?
Девчонка не ответила, отмолчалась.
– Ну и что с тобой теперь делать? – Раничев посмотрел пленнице прямо в глаза.
– Убей! – В глазах пленницы проскочили презрительно-гордые искры.
– Убить? – Иван усмехнулся.
– А иного выхода у тебя нет! Я никогда больше не буду полонянкой, никогда, слышите?! – Вскричав, девчонка дернулась и сразу сникла – видно, пришлось побывать в плену, и воспоминания об этом вряд ли были радостными.
– Полонянка? – Раничев с усмешкой покачал головой. – А кто тебе сказал, что ты нам очень нужна?
– Я же говорю – убей!
– Рябчика хочешь?
Пленница удивленно моргнула – никак не ожидала подобного предложения.
– Подайте ей миску, – распорядился Иван. – Ну и мне заодно.
Воины быстро исполнили требуемое.
– Теперь развяжите ее… Ну?
Лукьян лично разрезал ножом спутывающие девчонкины руки ремни, прошептал:
– Господине…
Раничев гордо мотнул головой:
– Оставьте нас. Что стоите? Я вынужден повторять?
Воины почтительно удалились, однако продолжали пристально присматривать за пленной.
Иван улыбнулся и кивнул на валявшееся у костра полено:
– Присаживайся, бери миску и ешь.
– Не боишься?
– Поверь, я опытный воин.
– А если я сейчас убегу?
– Я же говорю, ты нам не нужна. – Раничев хохотнул и поставил себе на колени миску с похлебкой. – Беги, ради бога, кто тебя держит-то? – Вытащив из миски крылышко, он со смаком впился в него зубами. – Умм, вкусно. Зря отказываешься.
Девчонка вдруг улыбнулась – все еще недоверчиво, но с каким-то неожиданным весельем:
– Кто тебе сказал, что я отказываюсь?
Усевшись, она вытащила из миски мясо и, жадно проглотив кусок в один миг, выпила бульон.
Иван усмехнулся: да, оголодала девка!
– Еще хочешь?
– А есть?
Раничев лишь покачал головой.
Вторую миску с остатками варева девчонка опалузила так же быстро, как и первую. Потом подняла глаза:
– Ну так я пошла?
– Скатертью дорога.
Вместо ответа пленница нырнула во тьму… Нет, остановилась у ельника, обернулась, видать, только теперь поверила в свое везение:
– Кого благодарить?
Иван не стал скромничать, бросил с горделивой усмешкою:
– Именитого вотчинника, боярина Ивана Петровича Раничева. Коль крещеная, помолись за здравие, большего не прошу.
– Крещеная… была когда-то.
– Как звать-то тебя, дева?
– В Орде Уланой кликали.
– Ульяна, значит… Ну, прощевай, Ульяна.
– Прощай.
Девушка скрылась в ельнике неслышно – видно, умела ходить по лесам. Между тем светало – и бодрый предутренний морозец выкрасил траву и подлесок серебристым инеем.
– А не зря ты ее отпустил, господине? – подойдя, тихо спросил Лукьян. – Не было бы с того нам худа.
Раничев потеребил бородку и, посмотрев в сторону леса, ответил:
– Не думаю. Девка-то на своих больше зла, чем на нас. Да и, по всему, от безысходности они на нас напали, с голодухи, не просекли, что оружны мы, что воины. А как поняли, так улепетнули без оглядки. Вряд ли девица их быстро нагонит.
– А если это все не просто так сделано? Если засада?
– Засада? – Иван вдруг громко расхохотался. – А что с нас взять-то?
Они тронулись в путь рано, едва рассвело и стала видна дорога, с обеих сторон которой тянулся дремучий лес. Темные мохнатые ели, изредка перебиваемые осиной, сумрачно темнились вокруг путников, по низкому предутреннему небу бежали редкие облака.
– А день сегодня хороший будет. – Лукьян кивнул на показавшийся из-за деревьев сверкающий край солнца. – Небосвод чистый.
Природа просыпалась, отходила от ночи первыми трелями недавно вернувшихся с юга птиц, желтыми, поднимающимися к солнцу, цветками мать-и-мачехи, радостным перестуком дятлов. По приказу Лукьяна воины были начеку и не выпускали из рук оружия. Всякое могло случиться, но, похоже, Бог миловал – так никто больше и не напал.
К полудню дорога заметно расширилась, пошла перелесками, лугами. На холмах все чаще виднелись деревни и даже большие села. Встречавшиеся по пути мужики, завидев боярскую кавалькаду, снимали шапки и кланялись:
– Здрав буди, боярин!
– И вам не хворать, православные.
К вечеру нагнали торговый обоз, двигавшийся в Переяславль из Ельца, поговорили с купцами да потом вместе и заночевали на просторном постоялом дворе – безо всяких приключений… Впрочем, нет, кажется, было одно – ночью кто-то попытался стянуть с пальцев Ивана перстни. Раничев, правда, проснулся вовремя, с ходу огрев татя кулаком. Мужиком был неслабым – а тать, наоборот, маленький, тощий – только и закувыркался по лестнице вверх ногами. Жаль, темновато было, не разглядеть. Утром Иван предъявил было претензии хозяину-постоялодворцу, да тот с ними не согласился, отродясь, заявил, такого не бывало, чтоб мои люди у постояльцев-гостей крысятничали, да и залетных тут не бывает – ни одна мышь в ворота не прошмыгнет. Обиделся даже, бороду утерев, выстроил всех своих людишек в ряд: смотри, мол, господине боярин. Все как на подбор молодцы были – ни одного тощего да юркого… и, кажется, рыжего.
– Нет, не похожи.
– То-то и оно, что не похожи, – ухмыльнулся хозяин двора. Потом помолчал немножко да предложил у купцов посмотреть – может, это кто из их людей баловал?
Иван подумал-подумал да махнул рукой, некогда было разбираться. Кивнул своим – враз поскакали на
