Обернувшись к Савве – тот уже перестал рыдать, собрался, – Иван приложил палец к губам: тсс.
Осторожно поднявшись по лестнице, Раничев сразу же услышал новый женский крик и грубые голоса мужчин. Опираясь на меч, заглянул в приоткрытую дверь, едва не споткнувшись о валявшееся у лестницы тело подростка. Судя по шортам и коричневой, заляпанной кровью рубашке, это был второй близнец.
В комнате, привязанная к креслу веревкой, сидела очень красивая молодая женщина – темноволосая, с голубыми глазами. Белая блузка ее была разорвана почти до пояса, лифчик разрезан, так что полностью обнажилась грудь. Какой-то гнусномордый гад в рубашке с закатанными рукавами, что-то сказав, ткнул горящей сигаретой прямо в сосок женщине. И снова крик!
Ах, вон у вас тут что происходит?!
Раничев поудобнее перехватил меч…
И вбежал, ворвался в комнату неудержимым вихрем…
Раз! – с противным хлюпаньем острие меча впилось гнусномордому в грудь. Тот, охнув, осел, обливаясь кровью.
Два! – второй – да-да, был и второй, в черной эсэсовской форме, его Иван краем глаза углядел в зеркало… второй проворно выхватил из кобуры пистолет. Но Раничев оказался проворней… Всего лишь один взмах… И отделенная от тела голова эсэсовца, смешно подпрыгивая, покатилась под кровать.
– Мадам! – Отбросив меч, Иван галантно поцеловал женщине руку. – Наверное, вам лучше поскорей отсюда смотаться.
С коротким стоном несчастная потеряла сознание.
– Герр рыцарь…
Близнец был привязан ко второму, точно такому же креслу. Но, похоже, пока не пострадал, если не считать разбитой губы и расплывавшегося синяка под левым глазом. Боже! А ведь похож…
Иван кивнул на женщину:
– Мать? Муттер?
– Мать…
– Савва, поди-ка сюда, а то я тут ни хрена не пойму… – Раничев быстро освободил парня от пут, и тот бросился к матери.
– Да развяжу я… Ты лучше воды принеси. Савва, переведи.
Приказчик быстро затараторил по-немецки. Потом подошел к Ивану:
– Тот, второй отрок жив. Уже очухался. Я положил его на кровать.
– Молодец…
Женщина пришла в себя, заморгала глазами… Тут как раз подоспел и подросток с водой. Иван перехватил стакан, подал:
– Прошу!
– Благодарю вас…
Взгляд женщины упал на обезглавленное тело…
– Савва, скажи, пусть спустится вниз.
– Да-да, конечно… Но сначала, разрешите, я все-таки оденусь.
Молча кивнув, Иван велел Савве привести вниз ребят и, неожиданно для себя, обрадовался, увидев всю компанию в холле.
– Ну вот. Теперь и поговорить можно. Разъяснить кое-что. Только – предупреждаю – быстро! Договоримся так – я спрашиваю, вы отвечаете. Потом, если возникнет такая необходимость, – наоборот. Савва, переводи!
– Не надо, я знаю русский. Когда-то специально учила. Но скрывала.
– Вот как?
– Да, мой отец… и бабушка… русские. Моя бабушка – графиня Изольда Кучум-Карагеева!
– Изольда Кучум-Карагеева?! – Раничев помотал головой. – Ну и ну! Ладно, перейдем к вопросам. Итак, кто эти люди? – Он кивнул вверх.
– Гестапо, – закусив губу, отозвалась женщина. Несмотря на бледность и явственно заметный испуг, она была чудо как хороша в шелковом голубом платье.
– Кстати, вас как зовут, фрау?
– Марта Майер. Можно просто – Марта.
– Отлично, Марта. Что же получается, сотрудники тайной полиции вот так, ни с того ни с сего, ворвались в добропорядочный дом?
– Покушение, – кратко отозвалась Марта.
– Ах, покушение? – Раничев понятливо кивнул. – Так-так… Ясненько – двадцатое июля сорок четвертого года – заговор аристократов против Адольфа Гитлера. Фон Штауффенберг, фон Тротт и прочие, уж не помню сейчас, кто. Фон Бисмарк, кажется. Довольно известная страница в истории, если не сказать – заезженная. А вы-то каким боком с ним связались? Вроде не генералы…
– Барон Отто фон Райхенберг, друг… друг нашей семьи, участвовал в заговоре. По крайней мере, так сказали они… Ворвались, вначале просто угрожали, потом… Потом вы сами видели… Господи, они ж придут снова! Не эти… так другие. Что же нам делать?! Что будет со мной, с детьми? Концлагерь?
– Боюсь, концлагерем не отделаетесь. Вам бы надо бежать, Марта. Да-да, бежать. Хотя б в ту же Швецию. В порт заходят шведские корабли?
– Сколько угодно. Но их тщательно проверяют.
– Сейчас в порту есть шведское судно?
– Да, и не одно. Вот хоть «Густав-Адольф» – огромный грузовой корабль, привез никель. Его капитан, говорят, хороший знакомый Геринга.
– Да, Геринга многие в Швеции знают. Вот что! Вам нужно немедленно пробраться на этот корабль!
– Но это же просто невозможно! Кто нас туда пустит? Это же не пассажирский пакетбот.
– А если будут рекомендательные письма к капитану? И он сам лично проведет вас на борт? Насколько я знаю, графиня Изольда была весьма состоятельной дамой, и с большими возможностями.
– О чем вы? Она ведь давно умерла.
– Слушайте меня внимательно, Марта. Вы помните ее адрес?
– Да… Вернее, нет… Я ведь была у нее всего один раз… Но до мельчайших подробностей помню…
– Рассказывайте! И как можно более подробно…
– Можно по-немецки? – неожиданно улыбнулась Марта. – Пусть и дети послушают, я ведь им никогда… вообще никому… Это произошло в двадцать пятом году, прямо перед Рождеством…
Раничев внимательно слушал, впитывая каждое слово. То, что Савва не мог перевести, Марта говорила по-русски… Иван словно бы погружался в чужую жизнь, воочию представляя себе маленькую, никому не нужную сироту, шикарный автомобиль, особняк, широкую мраморную лестницу, устланную красивым красным ковром…
– Спасибо, достаточно… – наконец перебил он. – Какое сегодня число?
– Двадцать пятое.
– Ждите.
Раничев вышел на улицу, как был, в рыцарском стеганом гамбизоне с затертым гербом. И даже не сомневался, что поступает правильно. А как же! Мужчина должен доводить до конца начатое дело!
– Ва мелиск…
Вспышка!
И приглушенный свет.
Холл. Лестница, устланная красным ковром. Резная тяжелая дверь. Горящий светильник. Умирающая старуха на взбитой перине.
– Вы не спите, графиня?
– О, господи! Кто вы? Я сейчас позову…
– Не стоит, госпожа Кучум-Карагеева… Вот, посмотрите! – Раничев вытянул руку с перстнями. – Сравните, они точно такие же, как и ваш!
– Вы явились за ним? Вы большевик?
– Ни то, ни другое.
