позвякиванием – когда к ушам вернулась способность слышать.
Некоторое время стражники сохраняли абсолютную неподвижность.
– Ну вот, – слабо пробормотал капитан.
После еще одной паузы он приказал – предельно четко и ясно произнося согласные, словно опуская в щель монеты:
– Сержант, возьмите несколько человек и разберитесь.
– Разобраться в чем, сэр? – переспросил Колон, но к этому времени до капитана дошло, что если сержант возьмет несколько человек, то он, капитан Ваймс, останется в полном одиночестве.
– Нет, у меня есть идея получше. Пойдем все вместе, – твердо заявил он.
И они пошли.
Теперь, когда их глаза привыкли к темноте, они различали впереди туманное красное свечение.
Оказалось, что это стена, быстро остывающая. Сжимаясь при охлаждении, от кладки с легким гудением отпадали оплывшие кусочки камня.
Но не это было самое худшее. Самое худшее было на стене.
Они воззрились на это.
Они смотрели долго.
До рассвета оставалось не больше пары часов, и никому даже в голову не пришло пытаться искать в темноте обратную дорогу. Они ждали около стены. По крайней мере, от нее исходило тепло.
На стену они старались не глядеть.
В конце концов Колон неловко потянулся и произнес:
– Выше нос, капитан. Могло быть и хуже.
Ваймс прикончил бутылку. Это не возымело никакого эффекта. Есть такой тип трезвости, с которым ничего нельзя поделать.
– Да, – отозвался он. – На их месте могли оказаться мы.
Верховный Старший Наставник отверз очи.
– Еще раз, – произнес он, – мы добились определенного успеха.
На братьев напала буйная веселость. Братья Сторожевая Башня и Палец, взявшись за руки, с энтузиазмом отплясывали джигу прямо в магическом круге.
Верховный Старший Наставник набрал в грудь побольше воздуха.
Сначала пряник, подумал он, а потом кнут. Лично он предпочитал работать кнутом.
– Молчать! – рявкнул он.
– Брат Палец, брат Сторожевая Башня, немедленно прекратите это постыдное дерганье, – сурово велел он. – И все остальные, немедленно заткнуться!
Они притихли, как разгалдевшиеся дети, которые только что заметили вошедшего в класс учителя. Затем они притихли еще больше – дети заметили
Верховный Старший Наставник предоставил впечатлению возможность закрепиться, после чего прошествовал вдоль неровных рядов своих приверженцев.
– Насколько я вижу, – произнес он, – мы сочли, будто сделали что-то волшебное, а?
Брат Сторожевая Башня судорожно сглотнул.
– Ну, э-э, в общем, господин, вы вроде как
–
– Да, Наставник, нет, Наставник, – затрепетал брат Сторожевая Башня.
– Разве
– Ну, мы были вроде как…
Верховный Старший Наставник круто развернулся на каблуках.
– И разве волшебники рассматривают потом стены, опасаясь, не вылезет ли кто оттуда? А, брат Штукатур?
Брат Штукатур повесил голову. Он думал, никто не заметил.
Когда напряжение достигло удовлетворительного градуса, так что воздух загудел, словно натянутая струна, Верховный Старший Наставник вернулся на прежнее место.
– Зачем я все это делаю? – вопросил он, качая головой. – Я имел возможность остановить свой выбор на
– Ну, если честно, – осмелился подать голос брат Сторожевая Башня, – мы пытались, я хочу сказать, мы действительно концентрировались. Правда, парни?
– Да, – хором поддержали остальные. Верховный Старший Наставник воззрился на них пылающим взором.
– Каждый брат должен стоять до последнего. Иначе – вон из братства, – предостерег он.
С почти видимым глазу облегчением братья, словно впавшие в панику овцы, увидевшие, что загон наконец открыли, галопом ринулись к выходу.
– Уж об этом-то не беспокойтесь, ваша верховность, – пылко заверил брат Сторожевая Башня.
– Преданность – вот наш лозунг! – сурово произнес Верховный Старший Наставник.
– Лозунг. Ага, – повторил брат Сторожевая Башня.
Он подпихнул локтем брата Штукатура, чьи глаза вновь принялись блуждать по плинтусу.
– Чего? А! Угу. Лозунг. Он самый, – проснулся брат Штукатур.
– А также доверие и братство, – добавил Верховный Старший Наставник.
– Ага. И они тоже, – отозвался брат Палец.
–
Ни один из братьев не шевельнулся.
«Они на крючке. О боги, я и вправду хорош, – подумал Верховный Старший Наставник. – Я могу играть на их жалких умишках, точно на ксилофоне. Она поразительна, эта сила низменного. Кто бы мог подумать, что слабость может оказаться большей силой, нежели сама сила? Но ее тоже нужно уметь направлять. И я это умею».
– Что ж, в таком случае, – он обвел собрание величественным взором, – повторим Клятву.
И он повел этот хор запинающихся, дрожащих от ужаса голосов, с одобрением отметив удушенность, с которой они произнесли загадочное слово «фиггин». А еще он старался не спускать глаз с брата Пальца.
«Этот слегка умнее, чем прочие, – думал он. – Менее доверчив и так далее.