— Он что, опять за старое взялся?
— А ему другого не остается. Всех своих денег он лишился. А что такое?
— Ты наружу-то выгляни и все сам узнаешь, — благодушно посоветовал Колон.
Шноббс совету последовал.
— Это ведь… Слушай, да их здесь тысяча, не меньше, а, сержант?
— Ага. На мой взгляд, где-то тысяча.
— Вот и я сразу подумал — это же целая тысяча слонов.
— Там человек внизу. Говорит, их Достабль велел пригнать.
— Да ну? Он, стало быть, с размахом за свою «чудо-сосиску» взялся!
Колон посмотрел ему в глаза. Улыбка Шноббса была крайне недоброй.
— Эй, переставай, — взмолился капрал. — Дай я ему скажу. Ну пожалуйста!
Клик…
Томас Зильберкит, алхимик и потерпевший крах производитель кликов, поворошил содержимое тигля и о чем-то печально вздохнул.
В Голывуде были похоронены несметные сокровища — лишь бы нашлись желающие взяться за раскопки. Тогда как всем нежелающим, коих было подавляющее большинство, — а Зильберкит без колебаний причислял к ним и свою особу, — оставалось довольствоваться старыми проверенными-перепроверенными, или, выражаясь точнее, перепроверенными-и-многократно- забракованными, способами добывания денег. Поэтому Зильберкит возвратился домой и решил все начать сначала.
— Ну как, есть успехи? — спросил Крюкси, проникаясь сочувствием.
— Серебристый оттенок, — помявшись, ответил Зильберкит. — Но с металлическим отливом. И тяжелее свинца. А чтобы его произвести, нужно угрохать целую тонну руды. Удивительное дело, у меня действительно зародилось чувство, что на сей раз мы близки к открытию. Я был совершенно убежден, что мы стоим на пороге новой великой эры…
— Ну, а с названием ты определился?
— Гм… Пока нет. Да и стоит ли его как-то называть? — спросил Зильберкит.
— Анкморпоркий? Зильберкитий? He-свинец?
— Ерундений, — пробормотал Зильберкит. — Больше не стану на него время убивать. Займусь чем-нибудь дельным.
Крюкси пристально вгляделся в жаровню:
— Надеюсь, обойдемся без «бдыщ»?
Зильберкит смерил его испепеляющим взглядом:
— Взгляни на это месиво повнимательнее и еще раз подумай над тем, что сказал.
Клик…
В каменном мешке было темно как в могиле.
Могильная тьма стала уже привычной.
Гаспод чувствовал, как громоздятся над маленьким клочком пространства многотонные перекрытия. Чтобы это определить, не требовалось обладать чудодейственным собачьим чутьем.
Он рывком подтянул тело к пробившей крышу погреба колонне.
Лэдди тяжело приподнял морду, лизнул Гаспода в нос и издал тишайшее, угасающее тявканье.
— Молодец Лэдди… Молодец Гаспод…
— Умница Лэдди… — пробормотал Гаспод.
Лэдди раз-другой обмахнул хвостом камень. Затем какое-то время он скулил. Каждый новый звук отделяла от предыдущего все более долгая пауза.
Потом они услыхали слабое постукивание. Как если бы костью ударили о камень.
Гаспод навострил уши. К нему направлялась фигура, видимая в кромешной тьме лишь благодаря тому, что она всегда будет чернее любой заурядной черноты.
Он вскочил на все четыре лапы. На холке ощетинилась шерсть. Из пасти вырвалось рычание.
— Еще шаг, и я откушу тебе ногу, а потом похороню ее с почестями!
Скелетоподобные пальцы, промелькнув у Гаспода перед глазами, почесали ему загривок. Из темноты донеслось затухающее тявканье:
— Молодчина Лэдди!
Гаспод со слезами на морде виновато улыбнулся Смерти.
— Он у нас трогательный… — сипло выдавил он.
— НЕ ЗНАЮ… Я С СОБАКАМИ КАК-ТО НЕ ОЧЕНЬ.
— Серьезно? А мне, если на то пошло, никогда не нравилась мысль о Смерти, — огрызнулся Гаспод. — Мы ведь умираем?
— ДА.
— Что ж, я не удивлен. Умирание — это лейтмотив всей моей биографии, — рассуждал Гаспод. — Я, правда, думал, что существует особая порода Смерти, отвечающая за собак. В виде, скажем, такого большого черного пса…
— НЕТ, — сказал Смерть.
— Забавно! — усмехнулся Гаспод. — Я-то слышал, что при каждой живности закреплен свой страхолюдный черный призрак, который должен забирать ее по окончании срока жизни. Только без обид! — предупредил он поспешно. — Ну, я и представлял себе это дело так, что, значит, подваливает к тебе эта черная псина и говорит: «Так и так, Гаспод, путь твой подошел к концу и прочее, сложи с плеч своих это тяжкое бремя, то-се и дуй за мной в страну бифштексов и отбивных».
— НЕТ, — повторил Смерть. — ЕСТЬ ТОЛЬКО Я. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ. ПОСЛЕДНИЙ ПРЕДЕЛ.
— Но если я еще не умер, почему же я тебя вижу?
— ПОТОМУ ЧТО У ТЕБЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ. Гаспод немного встревожился:
— Серьезно? Хорошенькое дельце…
—
Смерть запустил руку в неведомые складки своего одеяния и вытащил маленькие песочные часы. В верхней воронке оставались считанные песчинки. И последние мгновения жизни Гаспода с тихим шорохом утекали в прошлое.
Пока не иссякло будущее.
Смерть выпрямился:
— СТУПАЙ ЗА МНОЙ, ГАСПОД.
Вдруг послышался слабый звук. Слабый настолько, что его вряд ли можно было назвать позвякиванием. Скорее прародичем позвякивания.
Песочные часы вспыхнули золотыми блестками.
Песок пустился в обратное странствие.
Смерть осклабился.
И тогда на том месте, где он находился, возник изумительной яркости треугольник.
— Молодец Лэдди!
— Вот она, собака эта! Вот она! Говорил тебе, что слышу его лай! — кричал
