вершины невысокого холма, тучи начинали клубиться и быстро поворачивали восвояси. Лишь иногда пара-другая дождевых капель падала на иссушенную землю, а самые сильные порывы ветра превращались здесь в слабое дуновение.
Буря занесла песком место давно погасшего костра.
Ниже по склону, рядом с ямой, которая уже могла вместить, скажем, барсука, вырвался из привычного окружения и покатился вниз небольшой камень.
Месяц прошел быстро. Задерживаться здесь ему не хотелось.
Казначей предупредительно постучал в дверь кабинета аркканцлера и заглянул внутрь.
Стрела из арбалета пригвоздила его шляпу к дверной панели.
Аркканцлер опустил арбалет и с досадой воззрился на казначея.
— Это кто же так делает?! — сказал он. — Вроде взрослый человек, мог без головы остаться.
Казначей не был бы там, где был сегодня (вернее, где был десять секунд тому назад — там, где и положено быть спокойному, уверенному в себе человеку, а не там, где был в данную минуту — на грани легкого сердечного приступа), если бы не обладал поразительной способностью стремительно оправляться от внезапных потрясений.
Он отколол шляпу от меловой мишени на старинной двери.
— Ах, пустяки, — сказал он. Такое благодушие, что прозвучало в голосе казначея, могло быть достигнуто лишь ценой чудовищных волевых усилий. — Дырки почти не видно. Но почему… э-э… ты стреляешь по двери, господин?
— Пошевели мозгами, дружище! На дворе темным-темно, а эти проклятые стены сплошь из камня. Или я совсем свихнулся — в камень стрелять?
— А, вот оно что, — промолвил казначей. — Но эта дверь, э-э, она, знаешь ли, уже пять веков насчитывает, — подбросил он вкрадчивый упрек.
— Вижу, вижу, — с первозданной простотой заметил аркканцлер. — Здоровенная такая, главное. Нам бы здесь, дружище, поменьше камня и дерева… Стоило бы добавить что- нибудь этакое, располагающее. Несколько охотничьих гравюр или там парочку украшений.
— Непременно займусь этим, — не моргнув глазом, соврал казначей. Он вспомнил о пачке бумаг, которую держал под мышкой. — А сейчас, господин, есть одна вещь, о которой нужно позаботиться…
— А ведь и верно! — воскликнул аркканцлер, нахлобучивая на голову свою остроконечную шляпу. — Молодчина. Нужно пойти навестить дракона. Захворал бедняга! Который день уже к дегтю не притрагивается.
— Мне бы подпись на одной-двух… — заспешил казначей.
— Не до того, — отмахнулся аркканцлер. — Слишком много всяких бумаг расплодилось. И вот еще что…
Он уставился на казначея отсутствующим взглядом, очевидно пытаясь что- то припомнить.
— Я тут сегодня во дворе забавную тварь видел, — наконец сказал он. — Мартышка вроде. Рыжая такая, аж горит.
— А, да, — бодро отозвался казначей. — Это библиотекарь.
— Он что, держит мартышку?
— Нет, аркканцлер, ты меня неправильно понял, — все с той же бодростью пояснил казначей. — Это библиотекарь и был.
Аркканцлер устремил на него долгий, пытливый взгляд. Улыбка на лице казначея начала медленно стекленеть.
— Библиотекарь что, мартышка? Казначею понадобилось немало времени, чтобы все объяснить, после чего аркканцлер спросил:
— То есть ты хочешь сказать, что некогда этот тип вдруг превратился в мартышку?
— Именно. В библиотеке случилась небольшая авария. Взрыв, выброс магии. Только что был человек, и вдруг — орангутан. Только не стоит называть его мартышкой, мэтр. Он — обезьяна.
— Не один ли черт?
— По-видимому, нет. Он делается весьма агрессивен, когда его называют мартышкой.
— То есть у него нет привычки показывать людям задницу?
Казначей зажмурился и содрогнулся:
— Нет, господин. Ты путаешь его с гиббоном.
— А-а… — аркканцлер призадумался. — Может, здесь еще какие обезьяны работают? Ты предупреди.
— Нет, мэтр. Только библиотекарь, мэтр.
— Обезьянам — отказать. Знаешь, нельзя нам этого. Нельзя, чтобы здоровущая волосатая тварь шастала по всему Университету, — решительно заявил аркканцлер. — Избавься от него.
— О нет! Ни в коем случае! Это лучший из всех библиотекарей, какие у нас были. И экономически мы выигрываем.
— Каким образом? Сколько мы ему платим?
— Мы ему платим бананами и орешками, — быстро ответил казначей. — А кроме того, только он один и знает, как работает библиотека.
— Тогда превратите его обратно! Тебе бы, например, хотелось провести всю жизнь в облике мартышки?
— В облике обезьяны, аркканцлер. Боюсь, он остался обезьяной исключительно по собственному желанию.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно осведомился аркканцлер. — Он что, говорить умеет?
Казначей в нерешительности помолчал. Из-за библиотекаря вечно возникали недоразумения. Все так привыкли к нему, что уже было трудно представить себе то время, когда библиотекой не заведовала обезьяна с желтыми клыками и силой трех взрослых мужчин. Ненормальное всегда становится нормой — главное, дать ему немножко времени. Но когда рассказываешь о чем-нибудь таком кому-то постороннему, твои слова выглядят, мягко скажем, странными. Казначей нервно откашлялся.
— Он умеет говорить «у-ук», аркканцлер, — сообщил он.
— И что это значит?
— Это значит «нет», аркканцлер.
— А как звучит «да»?
Вот этого вопроса казначей и боялся.
— «У-ук», аркканцлер, — ответил он.
— Этот «у-ук» такой же, как первый «у-ук».
— О, нет, нет! Уверяю. Интонации абсолютно другие. Просто здесь нужна привычка… — Казначей развел руками. — Мы, наверное, приноровились понимать его, аркканцлер.
— Что ж, по крайней мере, он держит себя в хорошей форме, — ядовито заметил аркканцлер. — Не то что вы, остальные. Я сегодня утром вошел в Магическую, а там полно храпящих стариков!
— Это старшие волшебники, господин. Они, я бы сказал, в отличной форме.
— В отличной форме?! У декана такой вид, словно он тоже превратился, как
