– Уверяю, я даже пальцем его не коснусь, – успокоил капитана Ворбис.
Капитан повесил голову и протянул руку за гарпуном.
Ворбис похлопал его по плечу.
– А затем, – сказал он, – мы славно пообедаем. Верно, сержант?
Симони отдал честь:
– Как прикажете, господин.
– Вот именно.
Брута лежал на спине среди тросов и парусов где-то под палубой. Было жарко и воняло так, словно здесь сконцентрировался весь воздух, который когда-либо бывал в трюмах кораблей.
Целый день Брута ничего не ел. Сначала он слишком плохо себя чувствовал, а потом… как-то не захотелось.
– Жестокое отношение к животным совсем не означает то, что он… плохой человек, – высказал он свое мнение, хотя по тону было понятно, что он сам не верит в свои слова.
Дельфин был таким маленьким…
– Он перевернул меня на панцирь, – напомнил Ом.
– Да, но люди главнее животных, – возразил Брута.
– Этой точки зрения часто придерживаются именно люди.
– Глава IX, стих 16 Книги… – начал было Брута.
– Да кого волнует, что говорится в этих твоих книжках?! – завопила черепашка.
Брута был потрясен.
– Но ты же сам не исключение! Ты ни разу не говорил ни одному из своих пророков о том, что люди должны быть добры с животными! – воскликнул он. – Во всяком случае, ничего подобного я не припоминаю. Даже когда ты был… больше! Ты хочешь, чтобы люди были добры с животными вовсе не потому, что это животные. А потому, что одним из них можешь быть
– Неплохая идея!
– Кроме того, ко мне он проявил доброту. Хотя не должен был.
– Ты так думаешь? Именно так ты и думаешь! А ты видел
– Конечно нет! Я не умею видеть мысли!
– Не умеешь?
– Нет! Люди не…
Брута замолчал. Судя по всему, Ворбис это умел. Ему достаточно было одного взгляда на человека, чтобы понять, какие именно нечестивые мысли он прячет. Такой же была бабушка Бруты.
– Да, люди этого не могут. Мы не умеем читать мысли.
– Я не имею в виду читать, я имею в виду
– «Путь ведьмы да усеян будет терниями», – важно произнес Брута.
– Урн? – уточнил Ом.
– Именно. Вот видишь, ты помнишь. Ты сам ему это сказал.
– Ничего подобного я не говорил, – с горечью произнесла черепашка. – А угадать было нетрудно. Элементарная логика.
– Как скажешь, – согласился Брута. – Я по-прежнему считаю, что ты не можешь быть Омом. Бог не стал бы отзываться так о Своих Избранных.
– Я никогда никого не избирал, – возразил Ом. – Они сами себя избрали.
– Если ты действительно Ом, тогда перестань быть черепахой.
– Говорю же, я не могу! Думаешь, я не пробовал? Три года! Все это время мне казалось, что я – простая черепаха.
– А может быть, так оно и есть. Может, ты и в самом деле черепаха, которая
– Нет. Оставь философию в покое. Начнешь так думать и додумаешься до того, что ты – бабочка, которой кажется, будто она прыщ. Нет. Когда-то все мои мысли были только о том, сколько мне предстоит проползти до ближайшего растения со свежими листочками и чтоб они росли пониже, а затем вдруг… Вдруг в мою голову хлынули все эти воспоминания. О том, что было до того, как меня угораздило застрять в этом мире. И только посмей сказать, что я – обычная черепаха, которая слишком много о себе возомнила!
Брута замялся. Он понимал, что спрашивать о таком нечестиво, но ему не терпелось узнать, что это были за воспоминания. Кстати, а так ли нечестивы подобные расспросы? Если учесть, что рядом сидит сам Господь и разговаривает с тобой, можно ли произнести что-то действительно нечестивое? Почему-то подобные опасения будто бы пропадали – когда Бог находится на облаке или где-то там еще, ты куда больше боишься оскорбить его.
– Насколько я помню, – сказал Ом, – я намеревался стать большим белым быком.
– Топчущим безбожников, – кивнул Брута.
– Такое в мои изначальные планы не входило, хотя, несомненно, кое-кого следовало бы хорошенько потоптать. Или быком, или лебедем. В общем, кем-то величественным. А через три года я очнулся, и оказалось, что все это время я был черепахой. Полагаю, ниже падать некуда.
«Аккуратно, осторожно… Тебе нужна его мощь, но не следует открываться ему до конца! Главное, не рассказывай ему о своих подозрениях!»
– А когда ты стал думать… вернее, когда все это вспомнил? – с жаром поинтересовался Брута.
Забывчивость казалась странным и захватывающим феноменом, примерно так же другие люди относятся к идее полета при помощи обыкновенных взмахов руками.
– На высоте двухсот футов над твоим огородом, – ответил Ом. – Не совсем подходящее место, чтобы обрести разум, должен тебе признаться.
– Но как такое могло случиться? Как ты мог забыть, что ты – Бог? – упорно не понимал Брута. – Ведь настоящий Бог может перестать быть черепахой в любой момент!
– Сам не знаю, – соврал Ом.
«Если он обо всем додумается, мне конец, – подумал он. – Один шанс из миллиона. Если я ошибусь, все, назад к жизни, где счастье – это листик, до которого сумел дотянуться».
Часть его вопила: «Я бог! Такие мысли мне не пристали! Зависеть от обычного человечка – какой позор!»
Но другая часть, которая прекрасно помнила, что такое три года в образе черепахи, шептала: «Нет. Ты должен. Если хочешь подняться обратно. Он тупой и бестолковый, в его огромном рыхлом теле нет ни капли амбиции. И именно с ним тебе выпала участь работать…»
Часть бога говорила: «С Ворбисом было бы проще. Рациональнее. Такой ум способен на все!»
«Он перевернул меня на спину!»
«Нет, он перевернул на спину
«Да. Меня!»
«Нет. Ты – бог».
