«Рок-Группа» поспешно удалялась в ночь, оставив позади шум и гам «Залатанного Барабана».
– Какой приятный человек, не правда ли? – спросил Золто. – Не только рассчитался с нами за концерт, но и проявил такой интерес, что добавил двадцать монет из своего кармана!
– Кажется, – возразил Утес, – он сказал, что дает нам эти двадцать долларов
– Ай, это одно и то же. А еще он сказал, что обеспечит нас работой. Ты контракт читал?
– А ты?
– Там очень мелкий шрифт, – пожал плечами Золто и тут же повеселел. – Зато его много. Должно быть, хороший контракт, раз в нем столько всяких слов.
– А библиотекарь сбежал, – вставил Бадди. – Сначала долго-долго у-укал, а потом сбежал.
– Ха! – ухмыльнулся Золто. – Попомните мои слова, он еще жалеть об этом будет! Вот спросят его, ну, как оно было, – и что он ответит? «Я расстался с ними до того, как они стали знаменитыми»?
– А по-моему, он ответит только «у-ук».
– Как бы то ни было, рояль придется чинить.
– Ага, – согласился Утес. – Но я знаю одного парня, он собирает всякие замысловатые штуки из спичек. Он его починит.
В «Садах Карри» два доллара превратились в две порции кормы барашка и виндалу из уранинита, а также в бутылку вина, настолько химического, что его могли пить даже тролли.
– А еще, – сказал Золто, когда они расположились за столиком в ожидании заказа, – нам нужно подыскать себе другое место для ночлега.
– Но что плохого в твоей комнате?
– Сквозняки, – ответил Золто. – Видите ли, в двери появилась дыра, напоминающая по форме пианино.
– Конечно, ты же сам ее и прорубил.
– Ну и что?
– А домовладелец возражать не будет?
– Конечно, будет. Зачем еще нужны домовладельцы? Ничего, ребята, мы на подъеме. Нутром чую.
– А мне казалось, ты такой счастливый потому, что нам заплатили, – усмехнулся Бадди.
– Конечно. Но я буду еще счастливее, если мне заплатят много.
Гитара едва слышно мурлыкала. Бадди взял ее и тронул струну.
Золто выронил нож.
– Она звучит точь-в-точь как пианино! – воскликнул он.
– По-моему, она может звучать как любой инструмент, – пожал плечами Бадди. – А теперь она узнала, как звучит пианино.
– Волшебство, – покачал головой Утес.
– Конечно волшебство, – согласился Золто. – А я о чем вам говорил? Странный старинный инструмент, найденный в пыльной старой лавке в темную грозовую ночь…
– Никакой грозы тогда не было, – перебил его Утес.
– Но она могла быть… Ладно, ладно, но дождик-то накрапывал! И было в этой ночи что-то особенное. Готов поспорить, если мы вернемся туда, лавки на месте не окажется. Вот вам доказательство! У любого спроси, все знают, что предметы, приобретенные в лавках, которые на следующий же день исчезают, являются таинственными орудиями самой Судьбы. И Судьба нам улыбается… Может быть.
– Что-то она с нами явно делает, – признал Утес. – Надеюсь, это улыбка.
– И господин Достабль пообещал, что завтра мы будем выступать в особенном месте, действительно особенном.
– Это хорошо, – сказал Бадди. – Мы
– А люди должны слушать нашу музыку.
– Конечно. – Утес выглядел несколько озадаченным. – Хорошо. Согласен. Именно этого мы и хотим. А еще – немножко денег.
– Господин Достабль нам поможет, – уверил его Золто, слишком поглощенный своими мыслями, чтобы заметить странные нотки в голосе Бадди. – Должно быть, он очень успешен в своих делах. У него офис на Саторской площади, а это может себе позволить только настоящий воротила.
Наступал новый день.
Однако он еще не успел наступить до конца, когда Чудакулли стрелой пронесся по покрытым росой университетским лужайкам и яростно забарабанил в дверь факультета высокоэнергетической магии.
Обычно он обходил это место стороной. Вовсе не потому, что не понимал, чем именно занимаются там молодые волшебники, – просто аркканцлер не без оснований подозревал, что они сами этого не понимают. Казалось, наибольшее удовольствие они получали от ниспровержения всяческих истин. За обедом они только и говорили о своих очередных достижениях: «Ого! Мы только что опровергли теорию Мозгового о невесомости чара! Поразительно!» Словно этой беспардонной выходкой стоило гордиться…
А еще они постоянно намекали на возможность расщепления самой мелкой магической частицы – чара. Вот этого аркканцлер вообще не мог понять. Ну разлетятся осколки чара по всем углам. Какая от этого польза? Вселенная и так достаточно нестабильна, чтобы ее еще на прочность испытывать.
Дверь приоткрылась.
– А, это ты, аркканцлер.
Чудакулли просунул в щель башмак и отжал дверь немного шире.
– Доброе утро, Думминг, рад видеть тебя в добром здравии в столь ранний час.
Самый молодой преподаватель Университета Думминг Тупс прищурился от яркого света.
– Что, уже утро? – удивился он.
Чудакулли протиснулся в помещение факультета высокоэнергетической магии. С точки зрения всякого придерживающегося традиций волшебника, обстановка тут была несколько необычной. Здесь не было ни черепов, ни заплывших воском свечей. Комната выглядела как лаборатория алхимика, приземлившаяся после очередного взрыва в мастерской кузнеца.
И мантия Думминга тоже оставляла желать лучшего. Длина была правильной, но цвет! Выцветший серо-зеленый! Плюс множество карманов и непонятных рукоятей, а капюшон оторочен кроличьим мехом. Где блестки, где старые добрые мистические символы? Только расплывшееся пятно от протекшей ручки.
– Ты последнее время никуда не выходил? – осведомился Чудакулли.
– Что? Нет. А должен был? Этот прибор, Увеличатель, все мое время отнимает. Я тебе его как-то демонстрировал…[18]
