патриций.
— Нет, сэр. Все очень просто. Я поступаю добровольцем. Я просто не хочу этого. Но, в конце концов, когда это хоть кого-то волновало?
— А в этом есть здравый смысл, — сказал Чудакулли. — Кажется, он способен выбраться живым из любой…
— Видите? — Ринсвинд вымученно улыбнулся Ветинари. — Я давно живу своей жизнью. Я знаю, как это работает.
У Пупа всегда были разбойники. Они перебивались грабежами в затерянных долинах и запретных храмах, а так же менее подготовленных компаний путешественников. Слишком многие люди, составлявшие перечни опасностей, которые будут подстерегать вас при поисках затерянных сокровищ и мудрости древних, забывают добавить на первое место пункт «люди, которые прибыли сразу вслед за вами».
Одна такая компания людей, патрулирующих свою любимую территорию, обнаружила, во-первых, прекрасно экипированного боевого коня, привязанного к дереву, украшеному серебром льда. Затем она заметила костерок, укрытый от ветра в ложбине, на котором кипел маленький котелок. Наконец, была замечена женщина. Она была привлекательна, или, по крайней мере, была такой лет тридцать назад. Сейчас она была похожа на учительницу, которая была у вас в первом классе, из тех, кто понимает, что жизнь состоит из череды несчастных случаев, таких, как, например, описаные ботинки.
Она сидела, завернувшись в одеяло от холода. Она вязала. Рукоять, лежавшая в снегу перед ней, принадлежала самому большому мечу, который когда-либо видели разбойники.
Интеллигентные разбойники начали бы подсчитывать несоответствия.
Эти, однако, не были таковыми, они были одними из тех, для кого была изобретена эволюция.
Женщина подняла взгляд, кивнула им, и продолжила вязать.
— Ну-ка, что это у нас? — сказал главарь. — Вы что, можете…
— Поднять это, да? — спросила пожилая женщина, поднимаясь. — Это не так просто, высушить влажный клубок. Может, кто-нибудь подержит его?
Она протянула клубок шерсти.
Разбойник неуверенно принял его, догадываясь, как сейчас скалятся его ребята. Но он протянул руки и постарался придать лицу злобное выражение она-что-то-подозревает.
— Хорошо, — сказала женщина, вставая. Она злобно лягнула его в пах, совершенно не с женской силой, нагнулась, пока он валился вниз, схватила котелок и швырнула в лицо ближайшему приспешнику, и схватила свое вязание до того, как он упал.
У оставшихся двоих невредимых разбойников не было времени, чтобы двинуться, но затем один из них очнулся и подскочил к мечу. Он пошатнулся под его тяжестью, но лезвие его было длинным и внушало доверие.
— Ага! — воскликнул он и хрюкнул, поднимая меч. — Каким макаром ты умудряешься его таскать, старуха?
— Это не мой меч, — ответила она. — Это меч того парня за мной.
Мужчина рискнул осмотреться. За скалой виднелись ноги в бронированных сандалиях. Это были очень большие ноги.
Но я вооружен, подумалось ему. Следующей мыслью было: и он тоже.
Пожилая женщина вздохнула и вытащила две вязальные спицы из клубка шерсти. Свет отразился от них, и одеяло соскользнуло с ее плеч, упав в снег.
— Итак, джентльмены? — сказала она.
Коэн вытащил кляп изо рта менестреля. Человек с ужасом смотрел на него.
— Как тебя звать, сынок?
— Вы похитили меня! Я просто шел по улице и…
— Сколько? — спросил Коэн.
— Что?
— Сколько стоит написать сагу?
— От вас воняет!
— Ага, это морж, — спокойно ответил Коэн. — В этом смысле, это как чеснок. Но в любом случае… сага, которую я хочу. А ты хочешь большой мешок рубинов, которые и рядом не валялись с теми рубинами, что есть у меня.
Он высыпал в ладонь содержимое кожаного мешочка. Камни были настолько велики, что снег окрасился красными лучами. Музыкант уставился на них.
— У тебя есть… Как оно, Маздам? — спросил Коэн.
— Искусство, — подсказал Маздам.
— У тебя искусство, у нас — рубины. Мы тебе рубины, а ты нам искусство, — сказал Коэн. — И нет проблем, точно?
— Проблем? — рубины гипнотизировали.
— Ну, в основном, проблемы будут у тебя, если ты скажешь, что не сможешь написать мне сагу, — Коэн был сама лбюезность.
— Но… поймите, мне жаль, но… саги — это же так примитивно, понимаете?
Орда угрожающе присвистнула. Ветер, никогда не утихавший здесь, вблизи Пупа, казалось, задул с еще большей обреченностью.
— Долго же идти отсюда до цивилизации, — протянул Маздам.
— Особенно без ног, — добавил Малыш Вилли.
— Прошу!
— Не, не, ребят, мы ж не будем этого с ним делать, — сказал Коэн. — Он вроде не дурак, и перед ним лежит великое будущее… — он затянулся самокруткой, — пока еще. Не, он кажется, решил поразмышлять немного. Героическая сага, парень. Величайшая из всех.
— Про что?
— Про нас.
— О вас? Но вы ста…
Менестрель замолчал. Даже с учетом того, что в его прежней жизни самой большой опасностью было получить по лбу кинутой на банкете костью, он был в состоянии признать мгновенную смерть, когда встретится с ней. Вот он и встретился. Года не имели здесь своей разрушающей силы — ну, за исключением пары мест. В основном они наоборот, закаляли.
— Я не знаю, как надо писать саги, — слабо сказал он.
— Мы подскажем, — ответил Маздам.
— Этого добра мы навалом знаем, — сказал Малыш Вилли.
— В основном, они все про нас, — добавил Коэн.
Мысли менестреля были примерно такими: Эти люди рубины психи. Они рубины точно укокошат меня. Рубины. Они волокли меня рубины всю рубины рубины.
Они хотят дать мне мешок рубиновых рубинов.
— Я думаю, что мог бы расширить свой репертуар, — пробормотал он. Взглянув на их лица, он понял, что надо сменить словарь. — Ладно, я сделаю это, — произнес он. Но крохотная частичка честности все-таки выжила даже в блеске драгоценных камней. — Я не величайший менестрель на свете, вы же знаете.
— Будешь, после того, как напишешь эту сагу, — сказал Коэн, развязывая его веревки.
