— У него значок стражи. Это что-то вроде талисмана?
— Я его сам вырезал из мыла, — ответил Шнобби. — Так что я могу быть копом.
— Зачем? — спросил майор. Было что-то в этом видении, что, несмотря на всю срочность, взывало к ужасающему, хотя и зачаровывающему любопытству.
— Но я думаю, что когда вырасту, стану солдатом, — продолжал Шнобби, счастливо улыбаясь майору. — Так можно неплохо нажиться, учитывая, как там все идет.
— Боюсь, ты недостаточно высок, — быстро перебил майор.
— Ничего плохого в этом не вижу, враги все равно на земле оказываются, — отозвался Шнобби. — И в любом случае, люди лежат, когда ты с них сапоги стаскиваешь. Старик Сконнер говорит, что деньги в зубах и серьгах, но я думаю, любой человек рад достать пару сапог, так? Тогда как сейчас полно больных зубов, а за вставные зубы требуют довольно…
— Хочешь сказать, что собираешься вступить в армию, только чтобы мародерствовать на полях сражений? — выдохнул совершенно пораженный майор. — Такой… парнишка как ты?
— Однажды, когда старик Сконнер был трезвым целых два дня, он сделал мне небольшой набор солдатиков, — добавил Шнобби. — И у них были такие маленькие сапожки, которые можно…
— Замолчи, — предупредил майор.
— … было снять, и совсем крошечные деревянные зубы…
— Заткнись же, наконец! — прикрикнул майор. — Тебя что, совсем честь не интересует? Слава? Любовь к городу?
— Не знаю. Сколько за них дадут?
— Они бесценны!
— А, что ж, тогда я займусь сапогами, если вам все равно, — хмыкнул Шнобби. — Зная места, пару можно продать за десять пенсов…
— Посмотри на рядового Габитаса! — воскликнул полностью расстроенный майор. — Двадцать лет служит, прекрасный солдат! Он не опустится до того, чтобы красть сапоги павшего врага, ведь так, рядовой?
— Нет, сэр! Никчемное занятие! — ответил рядовой Габитас[И это было правдой. Забудь про сапоги, таков был бы совет рядового Габитаса, если бы его спросили. Придется подкупить кого-нибудь на багажных тележках, чтобы собрать партию, а потом, когда все уже оговорено, ты получаешь всего несколько долларов. Драгоценности лучше. И носить их легче. Рядовой Габитас был на слишком многих полях сражений, чтобы не морщиться при слове «слава».].
— Э… да. Именно! Ты многому можешь научиться у таких людей, как рядовой Габитас, молодой человек. Насколько я понимаю, за то время, что ты провел у повстанцев, ты нахватался довольно скверных мыслей.
— Я не повстанец! — крикнул Шнобби. — Не смейте звать меня повстанцем, я не повстанец, я анкморпоркский мальчишка, так-то, и я горжусь этим! Вы не правы, я никогда не был повстанцем, жестоко так говорить! Я честный мальчик, вот!
По его щекам потекли крупные слезы, смывая грязь, чтобы обнажить новый ее слой.
Майор не знал, что делать в подобной ситуации. Изо всех возможных отверстий на лице мальчишки хлынул настоящий потоп. Он беспомощно взглянул на Габитаса.
— Ты ведь женат, рядовой? Что мы должны теперь делать?
— Я мог бы надрать ему уши, сэр, — отозвался рядовой Габитас.
— Это бесчувственно, рядовой! Постой, у меня где-то здесь есть носовой платок…
— Ха, у меня и свой есть, спасибо большое, не надо обращаться со мной, как с маленьким, — шмыгнул Шнобби и вытащил из кармана платок. Точнее, он вытащил несколько дюжин платков, включая один с инициалами К. М.-С. Они были перепутаны друг с другом, как разноцветные платки фокусника, и следом за ними вылезло несколько кошельков и с полдюжины ложек.
Шнобби вытер лицо первым из платков и сунул всю коллекцию обратно в карман. И тут он заметил, что все уставились на него.
— Что? Что? — дерзко спросил он.
— Расскажи нам об этом Киле, — приказал майор.
— Я ничего не знаю, — автоматически бросил Шнобби.
— Ага, это значит, ты знаешь что-то, — кивнул майор, который был как раз из тех, что любят подобные маленькие победы.
Шнобби одарил его безучастным взглядом. Капитан придвинулся к своему старшему офицеру и шепнул:
— Э, только по законам математики, сэр. По законам общей грамматики, он просто убедит…
— Расскажи нам о Киле! — крикнул майор.
— Знаете, что, майор, почему бы вам не предоставить это эксперту? — вопросил голос.
Майор поднял взгляд. Карцер и его люди вошли в палатку. Сержант ухмылялся.
— Добыли себе маленького пленника, а? — продолжал он, делая шаг к Шнобби. — Думаете, что поймали настоящего главаря, да. Все вам рассказал? Не думаю. Чтобы вытащить из подобных ему все, что нужно, надо пройти специальное обучение, хаха.
Он опустил руку в карман. Когда же она выскользнула оттуда, костяшки были обрамлены латунью.
— Итак, парень, — произнес он под полными ужаса взглядами солдат, — ты ведь знаешь, кто я, так? Я из Особых. И перед собой я вижу двух мальчишек. Один из них пытается оказать помощь законным властям в их работе, а другой — это маленький наглый ублюдок, который пытается умничать. У одного из этих парнишек есть будущее и все зубы. И еще, самое забавное во мне, так это маленькая привычка никогда не задавать вопросы дважды. Так что… ты ведь не преступник, так?
Шнобби, не сводивший широко раскрытых глаз с латунного кастета, покачал головой.
— Ты просто делаешь все возможное, чтобы выжить, так?
Шнобби кивнул.
— Вообще, подозреваю, ты был хорошим парнем, прежде чем связался с повстанцами. Пел гимны и все такое.
Шнобби кивнул.
— Этот человек, что зовет себя сержантом Килем, он ведь главарь повстанцев, так?
Шнобби на минуту задумался, а потом поднял руку.
— Эмм… все делают то, что он говорит, это одно и то же? — спросил он.
— Мда. Он харизматичен?
Шнобби все еще смотрел на кастет.
— Эмм, мм, мм, не знаю. Я не слышал, чтоб он много кашлял.
— А о чем говорят там, за баррикадой, мой мальчик?
— Эмм… ну, о Справедливости, и Правде, и Свободе, и всем таком, — ответил Шнобби.
— Ага. Повстанческие разговоры! — заключил Карцер, выпрямляясь.
— Разве? — переспросил майор.
— Поверьте мне в этом, майор, — сказал Карцер. — Когда появляется кучка людей, говорящих о подобных вещах, ни к чему хорошему это не приведет. — Он опустил взгляд на
