«улыбается» мне. Конечно, повышение означает прибавку лишь в один Шиллинг «per Diem» и Три Пенса на корм. Недавно я приобрел «боевого коня» у мистера «Честного» Джека Слэйкера, очень занимательного джентльмена, хотя, боюсь, его слова о моем «мастерстве» держаться в седле слишком преувеличены. Как бы то ни было, я, наконец, «продвигаюсь вверх», и, если Рок улыбнется мне, то совсем скоро наступит день, когда я
К счастью, больше ничего не было. Немного подумав, Полли осторожно намочила письмо, быстро высушила его над гаснущим огнем и положила в карман выстиранной рубахи. Блуз, возможно, и отчитает ее за то, что она не вынула его перед стиркой, но в этом она сильно сомневалась.
Одеяльный лавочник с новой картотекой. Восемь лет в младших лейтенантах, на войне, где продвижение по службе может идти довольно быстро. Человек, ставящий кавычки вокруг любого слова или фразы, что, по его мнению, звучит хотя бы слегка «экстравагантно». Оттачивающий свое «фехтование». И настолько недальновидный, что умудрился купить лошадь у Джека Слэйкера, который бывал на всех лошадиных ярмарках и продавал настолько древних кляч, что они отбрасывали копыта прежде, чем покупатель добирался до дома.
Наш командир.
Они проигрывали войну. Все это знают, но никто не хочет признавать. Будто бы, если слова не произносятся вслух, то ничего и не происходит. Они проигрывают войну, и их отряд, нетренированный и неиспытанный, расхаживающий в сапогах мертвецов, лишь ускорит поражение. Да половина из них — девчонки! Из-за какой-то дурацкой песенки Шафти отправилась на войну, чтобы найти отца своего будущего ребенка, а для девушки это слишком отчаянный шаг даже в мирное время. А Лофти тащится за своим парнем, и, наверное, это романтично, по крайней мере, первые пять минут боя. А она…
… ну, да. Она тоже слышала ту песню. И что? Пол был ее братом. Она всегда приглядывала за ним, даже когда была совсем еще маленькой. Мать всегда была занята, в «Герцогине» все всегда были заняты, и Полли стала старшей сестрой для брата, который сам был старше ее на пятнадцать месяцев. Она учила его сморкаться, учила его буквам, находила его, когда злые мальчишки оставляли его одного в лесу. Присматривать за Полом было ее обязанностью, которая потом вошла в привычку.
И потом… ну, это была не единственная причина. Когда умрет ее отец, «Герцогиня» больше не будет принадлежать ее семье, если не будет наследников мужского пола. Таков был закон, простой и понятный. Закон Нуггана гласит, что мужчина может наследовать «Вещи Мужчин» — землю, здания, деньги и всех домашних животных, кроме кошек. Женщины же наследовали «Вещи Женщин», в основном это были мелкие ювелирные украшения и прялки, которые передавались от матери к дочери. Они совершенно точно не могли наследовать известные таверны.
Поэтому «Герцогиня» перейдет к Полу, если он жив, или же, если он мертв, допустим переход прав собственности мужу Полли, если она выйдет замуж. Но поскольку в этом она не видела никакой перспективы, то ей нужен брат. Пол может с удовольствием таскать бочки хоть всю свою жизнь; она же будет управлять «Герцогиней». Но если она останется одна, будет женщиной без мужчины, то лучшее, на что она могла надеяться, так это возможность жить там, когда дела перейдут к кузену Влопо, а он ведь пьяница.
Конечно, это не было Причиной. Разумеется, нет. Это была лишь маленькая причина, только и всего. А просто Причиной был Пол. Она всегда находила его и приводила домой.
Она осмотрела свой кивер. Здесь были шлемы, но поскольку во всех были дыры от стрел или еще чего похуже, все безмолвно взяли более мягкие шляпы. Если уж все равно умирать, так хоть без головной боли. На кокарде был яркий полковой знак в виде пылающего сыра. Может, когда- нибудь она pазузнает об этом. Полли надела кивер, взяла рюкзак и маленькую сумку с высохшей одеждой и вышла в ночь. Облака вновь вернулись и скрыли луну. Проходя через площадь, она успела насквозь промокнуть; дождь лил по горизонтали.
Она толкнула дверь таверны и в мерцании одинокой свечи увидела… хаос. Шкафы были распахнуты, а на полу валялась одежда. По лестнице, держа в одной руке саблю, а в другой светильник, спускался Джекрам.
— А, это ты, Перкс, — произнес он. — Они обчистили все и смылись. Даже Молли. Я слышал, как они уходили. Должно быть, с тележкой. Что ты здесь делаешь?
— Я денщик, сэр, — ответила Полли, выжимая шляпу.
— А, да. Верно. Иди, подними его. Он храпит, точно лесопилка. Надеюсь, лодка еще не ушла.
— Почему они смы… уехали, сержант? — спросила Полли и подумала: Сахар! Я ведь тоже не могу ругаться! Но сержант, казалось, ничего не заметил.
Он одарил ее тем, что называют «старомодным взглядом»; подобным образом могли смотреть динозавры.
— Должно быть, до них дошли какие-нибудь слухи, — произнес он. — Конечно, мы выигрываем войну, ты же знаешь.
— А. О. И, подозреваю, никто вовсе и не собирается вторгаться в страну, — с величайшей осторожностью ответила Полли.
— Разумеется. Смешно даже слушать, как эти вероломные дьяволята утверждают, что огромная армия может вот так вот запросто пронестись по стране в любой день.
— Э… капрала Страппи так нигде и нет, сержант?
— Нет, но я еще не проверил под каждым камушком… шшшш!
Полли застыла и постаралась прислушаться. Снаружи доносился стук копыт и, приближаясь, он превращался из глухих ударов в звон подков на мостовой.
— Патруль, — прошептал Джекрам, опуская светильник на стойку бара. — Шесть или семь всадников.
— Наши?
— Чертовски сомневаюсь.
Цоканье замедлилось и окончательно замолкло.
— Задержи их, — сказал Джекрам, опуская щеколду на двери. Он повернулся и пошел к черному входу.
— Что? Как? — зашептала Полли. — Сержант?
Джекрам исчез. За дверью послышался шепот, затем раздался стук.
Она скинула куртку. Сдернула с головы шлем и кинула за стойку бара. Теперь она хотя бы не была солдатом. И когда дверь затряслась, она заметила на полу что-то белое. Соблазн был велик…
Со второго удара дверь распахнулась, но солдаты вошли не сразу. Лежа за стойкой бара и пытаясь надеть юбку поверх подвернутых штанов, Полли прислушивалась к звукам. Насколько она могла понять из шелестов и глухих ударов, любой, кто бы ни устроил засаду в дверях, сожалел бы об этом, но очень недолго. Она попыталась сосчитать пришельцев; казалось, их, по крайней мере, трое. В напряженной тишине звук нормального голоса показался просто оглушающим.
— Мы слышали, как опускалась задвижка. Значит, вы где-то здесь. Давайте облегчим друг другу жизнь. Нам не слишком хотелось бы искать вас.
Мне тоже, подумала Полли. Я не солдат! Уходите! А потом появилась другая мысль: Как это ты не солдат? Ты взяла шиллинг и поцеловала герцогиню, так ведь? И вдруг ее схватила чья-то рука. По крайней мере, ей не пришлось ничего делать самой.
— Нет! Пожалуйста, сэр! Не бейте меня! Я просто напугалась! Прошу вас!
Но где-то внутри нее какая-то… носко-вость стыдилась и хотела устроить взбучку.
— Черт, а ты что такое? — спросил кавалерист, вытаскивая ее наверх и осматривая так, будто бы она была экспонатом какого-нибудь музея.
— Полли, сэр! Официантка, сэр! Они уехали и оставили меня!
