Делай Деньги

Внизу под ним двор Главного Почтамта гудел, как перевернутый улей. Новая круглосуточная служба работала очень хорошо. Ночные кареты прибывали, а в свете фонарей сверкал новый Убервальдский Экспресс. Все было так, как надо, вот почему для полночного лазутчика все было не так, как надо.

Карабкающийся человек вогнал клин в мягкую известку между кирпичами, переместил вес, подвинул ног…

Чертов голубь! Испугался и в панике взлетел. Вторая нога человека соскользнула, пальцы, держащиеся за сточную трубу, разжались, и когда мир перестал раскачиваться, от скорой встречи с далекими булыжниками его предотвращало лишь то, что он изо всех сил вцепился в клин, который, стоит признать, не представлял собой ничего, кроме длинного плоского гвоздя с Т-образным захватом.

И стену не обманешь, подумал он. Если раскачаться, рукой и ногой можно дотянуться до трубы, или штырь может выскочить.

Ла-а-ад — но…

У него были и другие клинья, и маленький молоточек. Можно ли вбить еще один, при этом не отпустив первый?

Над ним голубь присоединился к коллегам на высоком выступе.

Человек вогнал штырь в известь со всей силой, на какую осмелился, достал из кармана молоток и, когда внизу с бряканьем и звоном отбыл Экспресс, сделал один хороший удар.

Клин крепко встал на место. Человек бросил молоток, надеясь, что звук от его падения будет заглушен общим шумом, и схватился за новую опору прежде, чем молоток долетел до земли.

Ла-а-ад — но. А теперь я… Застрял?

Труба была ближе, чем в трех футах. Отлично. Должно сработать. Переместить обе руки на новый захват, осторожно раскачаться, обхватить левой рукой трубу и можно будет подтянуться до нее целиком. А потом все…

Голубь беспокоился. Вообще для голубей это нормальное состояние. Но этот выбрал именно данный момент, чтобы облегчиться.

Ла-ад — но. Поправка: обе руки теперь держатся за внезапно очень скользкий штырь.

Черт.

И в этот момент, поскольку беспокойство среди голубей перемещается быстрее, чем голый человек через монастырь, начался легкий дождь.

Есть минуты, когда выражения вроде «лучше и быть не может» не всплывают в памяти.

А потом голос снизу произнес:

— Кто там, вверху?

Спасибо тебе, молоток. Наверняка меня не видно, подумал человек. Люди смотрят наверх из хорошо освещенной улицы с никудышным ночным зрением. Но что с того? Они теперь знают, что я здесь.

Ла-а-д-но.

— Хорошо, ты меня застукал, папаша, — обратился он вниз.

— Воришка, да? — донесся голос.

— Ниче не трогал, папаша. Клево, если б кто-нить помог, папаша.

— Ты из Гильдии Воров? На их жаргоне говоришь.

— Не, папаша. Я всегда говорю «папаша», папаша.

Смотреть вниз сейчас было нелегко, но судя по звукам, конюхи и незанятые кучера подтянулись поближе. Это нехорошо. Извозчики обычно встречаются с ворами на пустынных дорогах, где преступники редко задумываются над тем, чтобы задавать милые вопросы вроде «Кошелек или жизнь?». Когда их ловят, то справедливость и возмездие счастливо сочетаются с подвернувшимся под руку куском железной трубы.

Под ним слышалось бормотание, но похоже, что консенсус был достигнут.

— Так, господин Почтовый Вор, — раздался веселый голос. — Вот что мы сделаем, хорошо? Пойдем в здание, да, и я протяну тебе веревку. Вполне честно, так?

— Так, папаша.

Это было неправильное веселье. Это был задор слова «друг» во фразе «Чё, друг, на меня уставился?». Гильдия Воров платила двадцатидолларовое вознаграждение за представленного живьем нелицензированного преступника, и существовало столько способов, о, все еще оставаться живым, когда тебя втаскивают внутрь и швыряют на пол.

Человек посмотрел вверх. Окно комнаты главного почтмейстера было прямо над ним.

Ла-а-ад…но.

Пальцы и руки онемели и одновременно болели.

Он услышал грохот большого грузового лифта внутри здания, удар распахнувшегося люка, шаги по крыше, почувствовал, как по руке ударилась веревка.

— Хватай или падай, — послышался голос, когда человек постарался вцепиться в нее. — В конце концов, результат один и тот же.

В темноте раздался смех. Люди крепко держали веревку. Фигура повисла в воздухе, затем оттолкнулась и качнулась в другую сторону. Прямо под водосточным желобом разбилось стекло, и веревка опустела.

Члены спасательной группы повернулись друг к другу.

— Ладно, вы двое, передние и задние двери, сейчас же! — распорядился самый сообразительный кучер. — За ним! Быстро в лифт! Остальные, мы зажмем его! Этаж за этажом!

Как только они погрохотали обратно по ступенькам и понеслись по коридору, из одной комнаты высунул голову человек в ночной рубахе, уставился на всех с удивлением и резко спросил:

— Что вы все, черт возьми, тут делаете? Вперед, за ним!

— Н-да? А ты кто такой? — один из конюхов притормозил и присмотрелся к говорившему.

— Он господин Мойст фон Липових, вот кто! — воскликнул кучер из задних рядов. — Он главный почтмейстер!

— Кто-то ворвался в окно, приземлился прямо между… В смысле, чуть ли не прямо на меня! — заорал человек в ночной рубахе. — Выбежал в коридор! Десять долларов каждому, если поймаете его! И кстати, Липовиг, вообще-то!

Это возобновило было суету, но конюх подозрительным голосом произнес:

— Эй, а ну-ка скажи «папаша», а?

— Ты что мелешь? — возмутился кучер.

— У него голос похож на того малого, — заметил конюх. — И дышит он тяжело!

— Ты идиот? — воскликнул кучер. — Он почтмейстер! У него чертов ключ! У него вообще все ключи! И на кой ему вламываться в собственную комнату?

— По-моему, надо заглянуть внутрь, — настаивал конюх.

— Да ну? А по-моему, то, от чего мистер Липовиг тяжело дышит в своей комнате — это его личное дело! — заявил кучер, активно подмигивая Мойсту. — И по-моему, десять долларов сейчас от меня убегает из-за твоей дурости. Извините нас на это, сэр, он новенький и ни стыда,