Делай Деньги

— Когда Доктор Хикс пообедает, — терпеливо объяснил Думминг. — Профессор будет рад принять посетителей, э, особенно Мисс Добросерд. Он мировой эксперт по Хмнианскому языку. Насколько я понимаю, там у каждого слова есть сотни значений.

— Могу я забрать Ступню? — спросила Адора Белль.

— Нет, — ответил Думминг. — Она наша.

— Это неправильный ответ, — сказала Адора Белль, поднимая Ступню. — От лица Голем-Траста, я приобретаю этого голема. Если сможете доказать свое право собственности, то мы вам за нее выплатим полагающуюся сумму.

— Если бы все было так просто, — возразил Думминг, вежливо отбирая у нее вещь, — Но, понимаете, если Диковину вынести из Комнаты Комода больше, чем на четырнадцать часов и четырнадцать секунд, Комод перестает работать. В прошлый раз у нас три месяца ушло на то, чтобы перезапустить его. Но можете заглядывать в любое время, чтобы, э, убедиться, что мы хорошо с ней обходимся.

Мойст взял Адору Белль за локоть, чтобы предотвратить Несчастный Случай.

— Големы — это ее страсть, — объяснил он. — Траст все время их откапывает.

— Это весьма похвально, — отозвался Думминг. — Я поговорю с Доктором Хиксом. Он глава Отделения Посмертных Коммуникаций.

— Посмертных Ком… — проговорил Мойст. — А это не то же самое, что и некроман…

— Я сказал Отделения Посмертных Коммуникаций! — очень твердо отрезал Думминг. — Я предлагаю вам возвращаться в три часа.

— Тебе хоть что-нибудь из беседы показалось нормальным? — спросил Мойст, когда они вышли на солнечный свет.

— Вообще-то, я думала, что все прошло очень хорошо, — отозвалась Адора Белль.

— Я себе не так представлял твое возвращение домой, — признался Мойст. — Зачем такая спешка? Есть какая-то проблема?

— Слушай, на раскопках мы нашли четырех големов, — сообщила Адора Белль.

— Это… Хорошо, так? — уточнил Мойст.

— Да! И знаешь, на какой глубине они были?

— Ни за что не догадаюсь.

— Догадайся!

— Я не знаю! — воскликнул Мойст, сбитый с толку внезапной игрой „Какой я глубины?“ — Две сотни футов? Это больше, че…

— Полмили под землей.

— Невозможно! Это же глубже, чем уголь!

— Потише, ладно? Слушай, мы можем куда-нибудь пойти и поговорить?

— Как насчет… Королевского Банка Анк-Морпорка? Там есть персональная столовая.

— И нас пустят туда обедать, да?

— О да. Председатель — мой очень близкий друг, — поведал Мойст.

— О, вот как, неужели?

— Несомненно, — сказал Мойст. — Только сегодня утром он облизывал мне лицо!

Адора Белль остановилась и, повернувшись, уставилась на него.

— Вот как? — сказала она. — Ну тогда хорошо, что я вернулась тогда, когда вернулась.

Глава 7

Веселье с кусочками — Мистер Бент идет на обед — Темные Изящные Искусства — Трагики-дилетанты и избежание связанного с ними смущения — Роковое Перо! — Профессор Флид разнеживается — „У страсти много форм“ — Герой Банковского Дела! — Чаша Криббинса переливаетшя через край

Солнце сквозь окно банковской столовой освещало сцену совершенного удовольствия.

— Тебе надо продавать билеты, — мечтательно сказала Адора Белль, подперев руками подбородок. — Подавленные люди будут приходить сюда и уходить исцеленными.

— Да, несомненно, сложно наблюдать за тем, что происходит и грустить, — согласился Мойст.

— Он с таким энтузиазмом пытается вывернуть пасть наизнанку, — заметила Адора Белль.

Послышался шумный глоток, когда мистер Непоседа добрался до последнего липкого кусочка ириски. Потом он с надеждой перевернул миску на тот случай, если там было еще. Там их никогда не оказывалось, но мистер Непоседа был не из тех собак, которые прогибаются под законы причинности.

— Итак… — произнесла Адора Белль, — сумасшедшая старуха… ладно, очень сообразительная сумасшедшая старуха… умерла и оставила тебе свою собаку, у которой некоторым образом висит на ошейнике банк, и ты заверил всех, что золото стоит меньше картошки, и ты вызволил подлого преступника из самых настоящих Камер Смертников, он сейчас в подвале рисует тебе „банкноты“, ты потревожил самую опасную семью в городе, люди стоят в очереди, чтобы присоединиться к банку, потому что ты их смешишь… Что я упустила?

— Я думаю, моя секретарша, э, в меня влюбляется. Ну, я так говорю — секретарша, она в некотором роде полагает, что ею является.

Некоторые невесты разрыдались бы или закричали. Адора Белль расхохоталась.

— И она — голем, — добавил Мойст.

Смех прекратился.

— Это невозможно. Они так не работают. Да и вообще, с чего бы голему думать, что он женского пола? Такого раньше никогда не случалось.

— Готов поспорить, что эмансипированных големов раньше было не много. Между прочим, с чего бы ему думать, что он мужского пола? И она строит мне глазки… ну, я предполагаю, она так думает, что именно это делает. За всем этим стоят девушки за стойками. Слушай, я серьезно. Проблема в том, что она тоже.

— Я поговорю с ним… Или, как ты говоришь, с ней.

— Хорошо. Еще одно, есть человек…

Эймсберри всунул голову в дверь. Он был влюблен.

— Не желаете ли еще нарубленных ломтиков, мисс? — сказал он, двигая бровями так, как будто чтобы показать, что прелесть нарубленных мясных ломтиков была секретом, известным только избранным.[9]

— А у вас остались еще? — спросила Адора Белль, посмотрев на свою тарелку. Даже мистер Непоседа не смог бы вычистить ее лучше, а Адора Белль уже вычистила ее дважды.

— Ты, знаешь, что это вообще такое? — спросил Мойст, который вновь