просочиться сквозь оружие и руку поразившего его воина и отравить несчастного насмерть!
— Это все тебе волхв рассказал? — уже в который раз за последние полчаса донельзя изумился Середин.
Легенды про взгляд и яд василиска он слышал не один раз и отлично знал, откуда они пришли — из воспоминаний Плиния Старшего, столкнувшегося с этой тварью в Ливийской пустыне. В короткой схватке римляне потеряли нескольких воинов, один из которых, разрубив василиска мечом, затем тут же отсек себе руку, чтобы яд не успел просочиться через нее в тело. Получается, здешние волхвы знакомы с латинскими источниками?
Хотя, с другой стороны, учитывая географию новгородских торговых связей, тут вполне могли познакомиться со всеми легендами мира, начиная с китайских сказок и заканчивая исландскими сагами. Не говоря уже о том, что, когда кровожадная Римская империя достала всех соседей своими разбоями, самодовольством, развратом и развлечениями вроде гладиаторских боев, именно откуда- то из земель между Уральскими горами и Днепром пришли в Европу закованные в сталь от макушек до конских копыт бородатые катафрактарии и втоптали в грязь голозадые римские легионы. Возвращаясь назад, победители наверняка прихватили с собой не только золото и серебро, но и многочисленные свитки из римских библиотек.
— Так что, — вырвал Олега из глубины размышлений купец, — намерен ты сдержать свою клятву или же, как лживый немец,[1] сбежишь от опасных обещаний?
— Ну, вот еще, — хмыкнул ведун. — Подумаешь, василиск! Я этих тварей перебил столько, что и считать забыл…
Уточнять, что все предыдущие схватки были учебными, с Вороном, Середин, разумеется не стал.
— И не боишься? — Купец повернул коня на дорогу, ткнул пятками бока. — Я ведь, коли встретим тварь эту страшную, тебя вперед пущу. Тебе за то и золото обещано.
— Помилуй, батюшка Глеб Микитич! — На этот раз конягу осадил один из воинов, голубоглазый, с выбивающимися из-под шапки рыжими волосами. — Помилуй, куда же ты нас на смерть верную против этакого чудища ведешь?
— Не будет никакой погибели, — зыркнул глазами в сторону Середина купец. — Сказывал вчера Аскорун, спасет меня от василиска нежить без роду и племени да небо русское. Сами, небось, слышали: роду-племени у ведуна нашего нет. А небо завсегда над нами. Поехали!
Маленький отряд из четырех всадников наконец-то двинулся в путь. По широкой утоптанной дороге обогнул жмущиеся к городским стенам палисады, более далекие предместья, состоящие из небольших избушек, зачастую даже без печей, и маленьких, небрежно огороженных дворов. Похоже, здесь горожане занимались только теми работами, что невозможны в городе: огнеопасным кузнечным или вонючим кожевенным промыслом, огородики держали, изредка — скотину, предпочитая все ценное укрывать за высокими стенами, да и ночевать там. Тянулись эти постройки километра полтора, после чего резко оборвались, сменившись удивительно опрятными березовыми да дубовыми рощицами, высокими осинниками и темными ельниками. Середин заподозрил, что в каждом таком живом укрытии наверняка находится по капищу, но вслух ничего не сказал — какая разница? Хотя, конечно, с оборонительной точки зрения мощные бастионы ощетинившихся пушками монастырей, что вырастут на их месте лет этак через триста-пятьсот, смотреться тут будут куда внушительнее.
Лошади шли размеренным шагом, что не очень сильно усложняло жизнь ведуна. Так, пинался легонько гнедой седлом в задницу, и не более того. Скинуть не пытался, на дыбы не вставал, в стороны с дороги не шарахался. В общем — не путешествие получалось, а сплошное удовольствие.
Дорога отвернула от Волхова и, сузившись почти втрое, погрузилась в тень густого соснового бора. Песок мягко шуршал, вылетая из-под копыт, над головой заливисто пели птицы, по небу лениво ползли рыхлые кучевые облака.
«Только бы дождя не было», — подумал Середин. На взгляд Олега, никаких приспособлений для укрытия от дождя путники не имели. Да и в любом случае — не станет купец останавливаться, хоть ты тайфун на его пути устрой. Не для того он решился мимо василиска идти и золото охране платить, чтобы погоды испугаться.
Песчаная колея вывернула на небольшую полянку перед весело журчащим ручьем. Над самым берегом торчал низкий пенек, с небрежно намеченными глазами, носом и ртом. Траву вокруг заплетали ленточки, на земле лежало несколько куриных яиц.
— Мшашака, Мшашака… — непонятно забормотали воины, спешиваясь с коней, а Глеб Микитич, вынув из сумы бурдюк, открыл пробку, плеснул на землю чуть-чуть жидкости. В воздухе запахло брагой. Охранники поцеловали траву возле пенька, вскочили обратно на коней, пересекли ручеек. Середин, уже переехав мелкую протоку, еще раз оглянулся на идола, и только тут до него дошло: да это же Чур! Видимо, они только что пересекли границу города.
Снова под копыта стала ложиться узкая, чуть желтоватая лента. Дорогой, судя по всему, пользовались редко. Да и к чему она, если рядом находится Ильмень — готовая ровная трасса, по которой можно безо всяких лошадей, с помощью паруса да нескольких корабельщиков перевозить за один раз груз в десятки, если не сотни телег? Лошади трусили, не особо торопясь, но, обогнав нескольких пеших мужиков и баб с лукошками в руках, Олег понял, что скорость у отряда, тем не менее, будет километров десять в час, если не более. Не «Феррари», конечно, но вчетверо быстрее пешехода точно. Коли путь предстоит не в соседнюю деревню, а за сотни верст — разница очень даже существенная. А ведь скакуна, коли приспичит, и подогнать можно, и ноги не устают. Попрыгивай себе в седле, и вся недолга.
Еще час — и Олег увидел свою старую знакомую — реку Мету. Правда, на этот раз она стала не путеводной нитью, а неодолимым препятствием — через речушку шириной в сто метров, да еще с приличным течением, так просто не перескочишь.
— Эгей, лодочник! — непонятно кому закричал купец, однако же на противоположном берегу сразу двое мужиков, бросив под куст удочки, заторопились к вытащенной на берег плоскодонке.
Середин, следуя примеру остальных путников, спрыгнул на землю, скинул на песок снаряжение и сумки, отпустил под седлом обе подпруги, скинул его на землю, сверху положил толстый войлочный потник. Пока он возился, лодка пересекла реку, уткнулась во влажный пляж. Купеческие слуги торопливо перекидали упряжь и сумки в посудину, забрались в нее сами, удерживая скакунов за поводья. Те, недовольно мотая головами и роняя с губ слюну, подошли к срезу воды. Лодочники оттолкнули плоскодонку, торопливо перебежали на весла, начали грести. Лошади, недовольно фыркая, были вынуждены войти в воду, поплыть — и спустя минуту маленький отряд оказался на другом берегу.
— Ну, теперь до самых Мошенников дорога ровная, — с облегчением кивнул купец, наравне со всеми жесткой щеткой сгоняя воду с шерсти своего чалого.
У ведуна такая щетка тоже нашлась — в притороченной к седлу хозяйской суме, вместе с крупнозубой деревянной расческой и большим мешком ячменя.
Слегка подсушив спины лошадей, путники уложили на них потники, тщательно разгладив от возможных складок, сверху положили седла, затянули подпруги, вернули на место сумы, мешки и щиты, поднялись верхом — и толстяк сразу погнал скакунов стремительным галопом, видимо, собираясь хорошенько прогреть лошадей после купания.
Спустя несколько минут под копытами загрохотала бревенчатая мостовая, по сторонам от дороги раскинулось селение, оглашавшее все вокруг веселым перезвоном.
— Это что, ссыльное поселение для кузнецов? — удивился Олег.
— Бронницкая слобода, — повернул к нему голову кареглазый воин. — Уголь здесь, сказывают, хороший. И железо с окрестных болот подвозить удобно. В Новгороде любой причал монету стоит, а здесь пока даром швартуются.
Грохот оборвался, под ногами лошадей опять оказался песок, дорога стала
