третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи. И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле…».
— Ангелы хреновы, — сплюнул Олег. — Ничего, будут вам и Чудское озеро, и османские ятаганы под Веной и Венецией. Порождающему зло — зло же сторицей и возвернется.
Впрочем, нужно признать, на кладбище символ смерти смотрелся вполне естественно и гармонично. Здесь несчастные, лишенные права на тризну, нашли свой покой. Стоит ли тревожить их и без того страдающие души? Земля освящена, заупокойные службы отслужены. Они уверовали в крест и заслужили право лежать под его сенью. Кладбище — не место для выяснения каких- либо споров.
— Эй, проезжий, — окликнули его с ближнего двора. — Что тебе там нужно?
— Спешился перед часовней, — оглянулся ведун. — Это называется: проявить уважение.
— Никак, христианин? — вышел за калитку хозяин и знакомо попросил: — Перекрестись!
— Бог в моем сердце… — так же привычно пробормотал Середин, глядя мужику на ноги. Крестьянин был в лаптях! Это оказался первый русский человек в лаптях, которого увидел Олег за все время своих похождений.
— Ты чего? — опустил взгляд себе на ноги мужик.
— Лапти… — произнес Середин.
— Дык, жарко, — замялся крестьянин. — Ноги в поршнях-то преют. В жару в сапогах токмо в лес сподручно ходить, дабы не промокнуть в лужах-то, да чтобы змеи не покусали. А шо? — внезапно спохватился он. — Лапти как лапти.
— Да просто так пить хочется, что переночевать негде, — усмехнулся ведун. — Пустите на сеновал? Я бы еще и овса для лошадей в дорогу купил. Али ячменя, или еще чего они там жрут?
— Ну, проходи, коли не шутишь, — разрешил мужик. — Мы ужо откушали, но рыбки могу дать. Окуньков на пару Матрена наготовила.
Рыбешка оказалась мелкая, самая крупная — в ладонь. Создавалось ощущение, что ее черпали сачком из какой-то мелководной старицы. Остаются такие иногда после половодья. Устав выщипывать из тушек мелкие косточки, Олег быстро предпочел перейти на хлеб с салом и горячий, чуть сладковатый сбитень. Потом, сложив в уголке вещи, отправился на сеновал, на этот раз оказавшийся над домом, на чердаке. Рядом, прижавшись к боку, вытянулась хозяйская бело-рыже-черно- серая кошка — под ее мурлыканье ведун и заснул.
— Хазары-ы!!!
— Ну, кто там орет по ночам? — сонно забормотал Середин, поворачиваясь на другой бок, и только женский жалобный вой заставил его открыть глаза и рывком сесть.
С улицы доносились гортанные выкрики, крики боли, жалобный скулеж, мычание скота, возмущенное хрюканье. Ведун торопливо схватил пояс, застегнул, на четвереньках подбежал к окошку. Внизу в предрассветных сумерках лежала у распахнутых ворот распластанная фигура в белой рубахе. Какой-то тип, в длинном стеганом халате и с щитом за спиной, выводил из хлева двух мотающих головами буренок.
— Это неправильно… — Олег сунул руку в петлю кистеня, зажал грузик в кулак и, оттолкнувшись от верхней ступени лестницы, прыгнул вниз.
Грабитель обернулся на звук, мгновенно оценил наличие у появившегося врага сабли на поясе, бросил коров, выхватил меч, дернул щит из-за спины. Середин, не поднимаясь, взмахнул рукой, расслабляя пальцы и, прежде чем хазарин успел что-то понять, тяжелый шипастый грузик ударил его в колено. Нога подломилась, воин начал падать, а ведун, распрямляясь ему навстречу, вторым ударом, со всего замаха, опустил кистень промеж лопаток — только позвонки хрустнули.
За воротами проскакал всадник, волоча за собой на веревке отчаянно визжащего мальчишку лет пяти, следом трусцой пробежала корова.
— Да что же это творится? — Олег подобрал у убитого грабителя щит, спрятал кистень, обнажил саблю и через распахнутую дверь вошел в дом.
Справа от двери на лавке лежала женщина в разорванной рубахе, над ней дергался полуголый, но в шапке, усатый мужик, слева бился на полу связанный хозяин, вдоль тела которого другой незваный гость водил горящей лучиной, чуть дальше рылись в Олеговых вещах еще двое хазар. На вошедшего внимания никто не обратил — видать, не ожидали более опасности. Ведун, пользуясь возможностью, тут же опустил обнаженный клинок на голую спину, потом махнул им влево, чиркнув увлекшемуся пыткой врагу чуть ниже загривка. Грабители, ворошившие его сумки, заметили опасность, повернулись навстречу. Один потянул из-за спины щит, другой сразу ринулся навстречу, размахивая длинным мечом.
Олег, облегченно вздохнув, саблей отвел меч вверх и, перенеся вес вперед, ударил противника в грудь краем щита. Хазарин поперхнулся, выпучив глаза, и ведун, взмахнув саблей в обратном направлении, провел острием по его горлу.
— Муром хала, ш-шо! — грозно закричал последний из бандитов, прикрываясь щитом, над которым выглядывал самый кончик стального клинка. — Уруе, рокто!
— От такого слышу, — усмехнулся Олег, мелкими шажками подступая к нему.
— Твари!!! — неожиданно писклявым голосом закричала женщина, вскочила с лавки, кинулась на хазарина. Грабитель стрельнул глазами в ее сторону — ведун тут же ударил ему ногой в низ щита. Верхний край ответно качнулся вперед, и Олег тут же кольнул саблей в образовавшуюся брешь:
— Ква!
Хазарин, вскинув глаза к потолку, начал оседать, а подбежавшая женщина, схватив с печи чугунок, принялась мутузить его по голове.
Середин бросил трофейный щит, взял свой, оглянулся на хозяина, опустил саблю и аккуратно провел ею по веревкам. Те стали расползаться.
— Что тут у вас творится?
— Хазары… — Мужик заплакал. — Хазары…
— Да-а, поспишь тут у вас спокойно, как же, — сделал вывод ведун, подобрал с убитого насильника лисий малахай, нахлобучил себе на голову, вышел на крыльцо, оглядывая селение. Хотя, чего там оглядывать? Три двора, один проулок. Два десятка коней топчутся возле часовни, еще несколько оседланных скакунов бродят по другую сторону поселка. На улице стоят четыре подводы, на которые с других дворов грабители сносят утварь. К телегам же привязаны шестеро детей и одна совершенно голая деваха. Впрочем, судя по звукам, пострадала не только она одна. За обозом и пленниками приглядывали двое. Судя по количеству коней, нападающих было десятка полтора, не больше. Да, в общем-то, чего большой армии в маленькой деревеньке делать? Тут и полтора-два десятка не особо обогатятся. Пятеро, кстати, уже лежат, а все остальные опасности еще не заметили.
— Эй, как тебя зовут? — оглянулся на женщину ведун. — Марьяна? Матрена? Иди сюда. Только не одевайся. Хочешь с хазарами расквитаться?
Солнце уже поднималось, но все равно — чего там разглядишь за щитом? Сверху малахай знакомый торчит, снизу темные ноги мелькают. А уж если воин еще и полуголую заплаканную женщину перед собой толкает, сразу понятно — свой. Хазарин двинулся навстречу, оглядывая
