разбудите. Духовник его убит.
Спустя полчаса во дворе собрались почти все, кто находился в детинце. Воины широким кругом стояли вдоль стен, чуть впереди — Дубовей, с ним пятеро богатырей под стать Святославу, дежурные ратники. Князь, спустившийся в одной рубахе, только мечом опоясавшись, долго ходил перед монахами, которые теперь, вытянувшись во весь рост, с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, выглядели вполне умильно. Затем, встав на колени у головы Кариманида, Гавриил закрыл глаза, сложил руки на груди, что-то забормотал.
Воины ждали.
Наконец правитель поднялся, повернул голову к ратникам:
— Говори…
— Стражники услышали шум на лестнице, княже, — положил руку на меч витязь, знакомый Середину после встречи у ворот. — Свободная смена поднялась наверх. Навстречу шел воевода Олег. Выше лежали убитые. У воеводы правая рука в крови, штаны забрызганы. Караульный на башне сказывал, что никого там не видел.
«Угу, — мысленно отметил Середин. — Вот и появился свидетель того, что монах наверху не появлялся. Получается, мы просто встретились с Кариманидом на темной лестнице, чик- чик, и три трупа. Теперь камушек за доказательство ни одна собака не признает».
— Оружия никакого не найдено, — продолжал доклад витязь. — Токмо у одного монаха нож за пазухой. Маленький. И такой же на ступенях валялся.
«Уточнение, — все так же про себя оценил факты ведун. — Не просто чик- чик, а кто-то вооруженный зарезал трех милых, безоружных ребят. Интересно, кто бы это мог быть, если на лестнице, кроме одного приезжего с саблей и кистенем никого не найдено?»
— Я вижу, у послушника голова разбита?
— Да, княже. Видать, палицей ударили али еще чем тяжелым.
— А было что похожее в башне?
— Нет, княже, не нашли.
— Странно… — Правитель остановился перед Олегом. — Ты чем биться привык, воевода?
Середин, не дожидаясь, пока его обыщут, достал из кармана кистень, протянул князю.
— В крови, — сообщил правитель, даже не взглянув на оружие.
— А саблю я вытер, княже, — почувствовав уже знакомый холодок предсмертного страха, ответил ведун.
— То правильно, — кивнул князь Гавриил. — Не то ржа железо съесть может. Говори.
— Отец Кариманид, — сглотнул Олег, — в светелку мою зашел и сказал, что зверь некий бесовский в башне скрывается. Колдовской силой зверь этот, грифоном называемый, морок на всех горожан наводит, дабы лагерь вражеский не видели. Сказывал, что словом своим молитвенным может зверя видимым сделать. Спросил с меня, как с воеводы твоего, отряд ратников, чтобы совладать с чудищем. А я не поверил, показать потребовал. Мы пошли в башню. Византиец произнес молитву, колдовские чары упали, и перед нами вдруг предстал грифон. Крылья у него орлиные, голова льва, когти, как рога у буйвола. И сразу озарение на всех снизошло: мы узнали, где лагерь хазарский стоит, откуда в набеги поганые приходят. Но тут грифон кинулся на нас, одного из монахов сразу когтем пронзил, другому голову разбил. Храбрый Кариманид схватился за ножик, что у послушника выпал, с ним на грифона кинулся. Я саблю выхватил, кистень, начал грифона бить и колоть. Мы звали стражника с башни, на верхней ступени ведь дрались, но он даже не повернулся. Видать, на него морок действовал по-прежнему. Отец Кариманид смог добраться до головы грифона и ударить его в глаз, но монстр вонзил свой коготь ему в живот, отбросил от себя. И стал умирать, ревя со страшной силой, размахивая лапами и крыльями. Я склонился к священнику, и тот прошептал, что завещает тебе, князь, достроить храм, посвятив его святому Дамиану, а главой христиан повелел выбрать достойного члена общины, но только из местных, чтобы корни пастыря местных прихожан в здешней земле находились. Тут грифон последний раз изогнулся перед смертью, коготь его ударил отца Кариманида в затылок, и тот умер. Грифон тоже умер и тотчас рассыпался в прах.
— В прах? — поджав губы, спросил правитель.
— В прах.
— Какой бред, — покачал головой князь. — В поруб его!
— Теперь я знаю, где лагерь хазар, княже! — выкрикнул Олег.
— Ложь!
— Знаю…
— Постой, княже, — вскинул руку Дубовей. — А если это правда?
— Как ты можешь, глупец, поверить хоть единому слову этого убийцы? — оглянулся на него князь. — Это самая дикая ложь, которую я слышал в своей жизни!
— Остановись, княже, — подошел ближе воин. — Ты же видел, как отважно сражался с хазарами этот странник. И он не глуп, чтобы придумывать небылицы, в которые не поверит никто. Будь он виновен, сказал бы, что монахи дрались между собой, подбросил бы им кистень.
— Я знаю, где находится лагерь хазар, — повторил Середин.
— Он слишком хитер, Дубовей, и придумал слишком сложную ложь. Грифон в башне! Нет, он лжет. Он убил священников, слуг Господа. А теперь собирается заморочить нас.
— Я знаю, где находится лагерь хазар, — уже в третий раз сказал Олег, надеясь, что хоть кто-то обратит на его слова внимание.
— На башне стоял ратник! — напомнил воин. — Если странник лжет, если не было грифона, если никто не насылал на нас морок, то почему мы до сих пор не нашли хазар? Почему караульный не вступился за византийцев, что дрались рядом с ним, хотя шум схватки услышали даже снизу? Спроси варяга с башни, княже!
Правитель, играя желваками, немного подумал. Потом, повернув голову к витязю, кивнул. Тот хлопнул по плечу одного из ратников, пошел к лестнице под башней.
— Я знаю, где находится лагерь хазар. — В наступившей тишине слова ведуна прозвучали громко и отчетливо.
— На колу расскажешь, — пообещал князь.
Караульного на смотровой площадке меняли долго, очень долго. У Середина шея затекла держать голову повернутой к каменной арке. Наконец ратник, недоуменно оглядываясь на своего командира, вышел во двор.
— Что случилось во время твоей смены, воин? — сурово спросил правитель.
— Ничего, княже, — пробормотал скуластый варяг, с изумлением глядя на мертвые тела.
— Ты уверен? Расскажи, что видел с башни, что слышал на ней?
— Лодки рыбачие к городу приставали. Ладья вроде торговая одна пришла. Хазары не показывались…
— А ночью?
— Ничего ночью не случалось, княже. Тихо было.
— И все-таки это ты убил отче, — покачал головой князь. — Сердцем чую, ты это сотворил!
— Грифон открыл, где находится лагерь хазар. Я могу его показать!
— Ты лжешь!
— Дозволь, княже… — подошел почти в упор Дубовей. — Дозволь проверить его слова? Коли лжет, кол от него никуда не спрячется. Коли правда… Тогда, стало быть, страннику слава,