чудища больше не замечает. Олег придержал коней, повернул назад, к тракту, вглядываясь в землю и растительность вокруг. Ничего — создавалось ощущение, что тварь дошла до дороги, после чего пустилась в новом направлении.
— Куда же тебя понесло? — задал риторический вопрос Середин, поглаживая гнедую по гриве. — Пятьдесят на пятьдесят. Могла повернуть на север, могла и на юг. Куда же нам с тобой ехать, подружка четвероногая. Давай прикинем… На юге чудище может портить жизнь приграничным племенам. На севере может пакостить всем, без боязни причинить вред христианам. А еще где-то там живет такой человек, как вещий Аскорун… Получается, что поворачивать на север поводов все- таки поболее будет, нежели на юг. Как считаешь?
Гнедая заржала, и всадник согласно кивнул, натягивая левый повод:
— Я так и думал…
Часа через два он нагнал обоз из трех десятков телег, груженных капустой, репой, свеклой и связками кур — кур живых, но связанных лапами в пучки по шесть штук в каждом. Возниц, что гордо восседали по двое на подводе, демонстрируя возможным татям топоры за поясом, Середин беспокоить не стал, нагнал всадника, гарцующего во главе поезда:
— День добрый, мил человек. Спокойной тебе дороги…
— И тебе доброго пути, коли не шутишь… — мужик в кожаной куртке, в которой Олег без труда узнал толстый поддоспешник, с короткой, любовно обстриженной черной бородкой, с подозрением оглядел ведуна с ног до головы.
— Хочу вопрос задать один, мил человек, — пригладил свои светло-русые волосы Середин. — Зверя одного я ищу… Странного… Размером он будет с быка. По виду, наверное, на волка походит. Но на ногах у него не лапы или копыта, а когти огромные, подобные орлиным. Другими тех следов, что за ним тянутся, не оставить. А клыков зверь может не иметь вовсе. Лося убитого он клыками не рвал, иное что-то с ним делал.
— Ты, никак, пугать меня всякими чудищами удумал! — повысил голос мужик. — От дороги отвратить хочешь, торг перехватить?!
— Понятно, — кивнул Олег. — Не видели. Ну, тогда звиняйте. Езжайте дальше куда хочется. Спасибо на добром слове.
Это означало, что спешить ему было больше некуда — византийского зверя он потерял. Ведун потрусил дальше спокойным широким шагом, без особого труда обогнав еле тянущиеся перегруженные телеги, и еще задолго до вечера въехал в деревню из доброго десятка дворов, вытянувшихся широким полукругом на высоком берегу безымянной реки. Середин привычно постучал в калитку дома, что стоял с краю, улыбнулся вышедшей хозяйке:
— Я хочу помыться в бане, вкусно поесть, хорошо выспаться и чтобы кто-то постирал мою одежду… — Олег протянул женщине пару монет, и та, не вступая в дальнейшие разговоры, пошла отворять ворота.
В общем, все было как всегда, если не считать того, что хозяйка оказалась вдовой с двумя детьми девяти и тринадцати лет, а потому и спинку гостю она потерла в баньке самолично, и спать постелила на полатях — на сеновале, сказала, уже холодно. Да и вообще согрела как смогла.
На второй день началось то, чего ведун опасался уже несколько недель: небо разверзлось, и на землю обрушился дождь. Он хлестал непрерывным потоком, шурша по крышам, превращая дороги в глубокие, весело журчащие ручьи, впитываясь в бревна сараев, размачивая землю на пустеющих полях. Воздух внезапно стал холодным, изо рта, стоило сунуться из дома, вырывался белоснежный пар.
Середин застрял. Он не испытывал ни малейшего желания мокнуть под дождем тысячи верст, которые отделяли его от вещего новгородского волхва, тем паче что из дома гостя никто не гнал. Да и сам ведун не считал, будто что-то может сильно измениться от того, что ответ на свой давнишний наивный вопрос он получит на пару недель позже. Было бы ради чего самоотверженно преодолевать природные катаклизмы.
Побродив из угла в угол, он наткнулся на брошенную там сточенную косу, согнувшуюся посередине. Решив тряхнуть стариной, забрал кузнецкий инструмент, перебрался в овин, откинул решетки для сушки снопов, развел огонь и принялся работать молотком. За пару часов из старой косы получилось два отличных длинных ножа. Один, широкий, удобный для разделки мяса, второй — длинный и тонкий, подходил для еды и мелких повседневных нужд. А то мальчишка у вдовы ходил без ножа на поясе. Прямо как нерусский какой-то.
Оценив его работу, хозяйка принесла в ремонт насошник — хитрое изделие, похожее на откованный из стали рог. Рог надевался на нос сохи, им, собственно, землю и вспахивали. Трещину на древнем аналоге плуга Олег заварил — и уже на следующий день соседи притащили лопату с оторвавшимся крепежом под черенок, потом старую амбарную петлю, которую хотели превратить в нож для ребенка, сточившийся топор, ломаный серп — и пошло, поехало. Работой завалили куда круче, нежели в родном автопарке. Правда, на счет зарплаты тут было строго: в одной руке тащишь сбитые подковы — в другой обязательно должна быть корзинка со свиным окороком, лучком и чесноком, переложенными сухой крапивой лещами, овечьим сыром или, на худой конец, кувшином с хмельным медом или местным яблочным вином.
Местные мужики очень быстро повадились навещать вдову по вечерам, поначалу с просьбами к гостю по железной надобности подсобить, потом — расспрашивая осевшего странника про творящиеся в мире дела. Олег с удовольствием сказывал им про свадьбу юного Игоря Ростовского с дочерью Белозерского князя, про живущих на Мсте русалках и чудесной победе над василиском некоего новгородского купца, про подвиги великого богатыря Дубовея, едва не в одиночку одолевшего хазар, что решили обложить непомерной данью стольный град Муром… О себе Олег предпочитал не упоминать. Как известно, на Руси легко верят в подвиги далекие, но мало — в возможности тех, кто рядом. Правда, про ведовские знания свои Середин все-таки сболтнул, а потому вскоре его начали зазывать то порчу от дома отвести, то отетю напугать, то банников утихомирить, то скотину от Коровьей Смерти вместо баб отговорить…
Как-то так получилось, что платить за кров Середину стало ненужно. Уже вся семья хозяйки питалась с его заработков, да кое-что еще и на ледник, на будущее откладывалось. Сажать Олега вдова стала во главе стола, вино выставляла без намеков, первому на выбор придвигала блюдо с тушеным мясом или печеной рыбой. Совета начала спрашивать, как лучше хозяйство в дальнейшем обустроить, сколько пашни поднимать, что под покос оставить…
Дожди уже утихли, но Олег выжидал, пока дороги подсохнут, пока не нужно будет опасаться ночлега на сырой земле, бояться, что поднявшиеся от дождей ручьи и болота перекроют проезжие тракты. А то, может, имело смысл и Покрова подождать. Оно ведь, как мороз хороший ударит — грязи на Руси больше до самой весны не случается. Реки сами собой превращаются в прочные ровные дороги, над бездонными топями вырастают звенящие мосты, сырость инеем оседает на ветвях деревьев. Езжай куда хочешь и ничего не бойся!
Однако теплым осенним днем перед воротами дома вдруг остановилась телега и в дом вдовы постучала женщина в темном платье:
— Хозяюшка, слыхивали мы, ведун у тебя живет, — теребя узлы, скороговоркой сказала она. — Может, глянет он на моего сыночка младшенького? Что-то плох совсем стал, боюсь я за него… Задыхается кровинушка моя. Каженный день походит, походит, и вдруг кашлять начинает, а потом и синеет весь, дышать перестает совсем, падает…
Гостья заплакала.
— Давно так? — поинтересовался Олег, выходя на улицу.
— Да с весны этой. Ранее тоже случалось, да редко. Волхв наш отчитал — отпустила падучая. А тут вдруг как накинулась, мочи просто нет никакой.
— Ладно, сейчас посмотрим…
Разумеется, старик никогда не учил своих последователей знахарскому мастерству. Считал, к докторам отправлять болящих надо, а не опыты над ними ставить. Но только вот не
